Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Действительно, всё прошло в соответствии с Версальским договором и под контролем Лиги Наций. Однако Пюжо винил в случившемся «политику наших (французских – В. М.) правителей, не поддерживавшую друзей, которых Франция еще сохраняла в этой старинной французской провинции», добавив: «Члены Лиги “Action française” и “королевские газетчики” в Лотарингии под руководством Шарля Берле организовали прием саарских сторонников Франции, вынужденных покинуть свою страну, чтобы избежать преследований со стороны немцев» (PAF, 17). Деятель католических и ветеранских организаций, Берле в 1925 г. присоединился к «Аction française» и, оставшись верен ему после осуждения Ватиканом, в 1927–1936 гг. возглавлял местную Лигу, а когда правительственный запрет заставил «переформатировать» движение, стал товарищем председателя «Кружка Жака Бенвиля» в Нанси. Уверен, он гордился книгой Морраса «Жак Бенвиль и Поль Бурже» (1938) с автографом автора, которая ныне находится в моем собрании.

15 марта 1935 г. во время дебатов в Палате депутатов военный министр генерал Луи Морен заявил, что в случае новой войны французская армия укроется за своими укреплениями и не будет наступать. Случайная реплика зазвучала по-иному, когда днем позже Германия объявила о «восстановлении военной независимости», т. е. об отказе от ограничений, предусмотренных Версальским договором, и о введении всеобщей воинской повинности. Эти действия обычно трактуют как односторонний агрессивный шаг, но историк Жак Бенуа-Мешен поместил их в ряд военных мер, которые в течение предшествующего года приняли Япония, США, Италия, Англия, СССР, Румыния, Чехословакия, Швейцария и, наконец, Франция, восстановившая двухлетний срок обязательной службы[156].

Текст заявления был в тот же день вручен послам «локарнских» держав в Берлине. Первым – 18 марта – запротестовал Лондон, через три дня – Париж и Рим. Но протесты – это не дивизии на перевале Бреннер, выдвижением которых Муссолини в июле 1934 г. сорвал попытку нацистского переворота в Вене с возможным «аншлюсом» («воссоединением») Австрии с Третьим Рейхом. Напомнив о демографическом дисбалансе между Францией и Германией, сенатор Анри Лемери 20 марта потребовал от правительства конкретных мер для обеспечения обороны страны и противодействия «преступной» пацифистской пропаганде. Он предостерег от «следования опасной английской политике доверчивости», добавив, что «усилия к франко-британскому согласию не произвели впечатление на Гитлера». «Наша политика слабости и заблуждений, – заключил сенатор, – позволила Германии усилиться до такой степени, что теперь сдержать ее может только коалиция держав» (HLP, 131–147). «Германия объявила нам войну, – прямо заявил Анри Беро, – <…> та гитлеровская Германия, которая подобно всем другим Германиям воспринимает любовь к миру как проявление страха» (HBG-II, 251–252).

Рисковал ли Гитлер в марте 1935 г.? Пятнадцать лет со дня вступления Версальского договора в силу не истекли, и в Майнце еще могли стоять французские войска… если бы не ушли оттуда пятью годами ранее, да еще под фанфары социалистов. «Мы не скрываем удовлетворения и гордости, – писал тогда Леон Блюм. – Сегодня случилось то, чего мы хотели, то, что мы готовили, то, чего мы добились. Нынешние события с полной очевидностью доказывают, что мы работали не только для обеспечения мира в Европе, но и для безопасности Франции»[157].

Расчет фюрера оказался верным, а протесты он больше не воспринимал всерьез. Не испугала его и встреча глав правительств Италии, Франции и Великобритании 11–14 апреля в Стрезе, сопровождавшаяся заявлением о «сохранении независимости и целостности Австрии» и напоминанием о Локарнском пакте: ремилитаризация левого берега Рейна есть casus belli (ЭЭП, 633–635). «Воздадим на этот раз справедливость дуче, к которому мы обычно были столь суровы, – писал Жорж Боннэ. – Он прозорливо указал на германскую опасность. Он требовал, чтобы конференция в Стрезе не была подобна остальным, которые заканчивалась платоническими декларациями. Довольно слов! Пора действовать»[158].

Дальше «платонических деклараций» дело не пошло. 21 мая Германия сделала следующий шаг, приняв закон о создании национальной армии – Вермахта. Гитлер заявил, что после войны разоружилась только Германия, что Рейху нужен мир, но поступать он будет, исходя из своих интересов.