Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Прямой угрозой интересам Германии Гитлер объявил франко-советский договор. Пакт о ненападении, заключенный правительством Эдуара Эррио 29 ноября 1932 г., действовал всего два года. Новый договор о взаимной помощи в качестве министров иностранных дел готовили Жозеф Поль-Бонкур и Луи Барту, но подписывать его 2 мая 1935 г. пришлось их преемнику Пьеру Лавалю. Будущему главному коллаборанту задним числом приписали давнее стремление к союзу с нацистами против СССР, хотя Лаваль стремился к созданию сбалансированной системы общеевропейского мира, предусматривавшей разрядку напряженности между Парижем и Берлином (характер тамошнего режима его не волновал) и вовлечение Москвы в европейскую политику с одновременным сдерживанием ее путем коллективных соглашений и взаимных обязательств. «Лаваль имел свое, особое представление о роли пактов. Для него они были не союзами, направленными на сохранение баланса сил, но скорее публичными обещаниями хорошего поведения в международных отношениях»[159].

Лаваль не был энтузиастом франко-советского сближения, но к скорому заключению договора его подталкивали несколько факторов. Первый – позиция восточноевропейских союзников. «Ни Малая Антанта[160], ни Балканская Антанта[161] не могут существовать без франко-советского соглашения», – заявил ему в январе 1935 г. Николае Титулеску, руководитель внешней политики Румынии[162]. Второй – «восстановление военной независимости» Германии, на которое нельзя было не отреагировать. Затем пришлось считаться с реакцией Берлина на пакт с Москвой. «Если Германия полагает, что с помощью договора Франция стремится играть на руку России, это ошибка, – уверял Лаваль в конце июля германского посла. – У Франции противоположная цель. Она хотела побудить Россию отказаться от идеи большевизации Европы и проводить активную европейскую политику, необходимую для всеобщего мира. <…> В дальней перспективе Франция не намерена вести русскую политику в старом стиле»[163], т. е. в духе союза с Российской империей.

Коммунисты не просто одобрили договор, как и любые действия СССР. Когда в коммюнике по итогам визита Лаваля в Москву 13–15 мая появилась фраза, вставленная по просьбе гостя: «Сталин высказал полное понимание и одобрение политики государственной обороны, проводимой Францией в целях поддержания своих вооруженных сил на уровне, соответствующем нуждам ее безопасности»[164], – они из ярых антимилитаристов сделались патриотами. Остальные «левые» рекламировали договор как противовес Германии – с целью убедить тех, кто по политическим мотивам был против соглашения с большевиками. Среди «правых» его защищали немногие вроде Поля Рейно, заявившего: «Союза с Англией недостаточно. Нам нужен союз с Россией»[165].

Вожди «Action française» были в числе непримиримых противников союза. «Никто не видел и не чувствовал с бо́льшим негодованием безумие русского альянса, как мы», – напомнил в 1941 г. Моррас (MSF, 88). Он придерживался этой позиции еще в конце XIX в., в период «сердечного согласия» Парижа и Петербурга, воспоминания о котором «левые» пытались использовать. Главный аргумент звучал следующим образом: «Германизированная до мозга костей, управляемая немцами (так! – В. М.), Россия никогда первой не порвет с Берлином. Для наших союзников антигерманизм был лишь чувством; он если и царил у них, то не господствовал над ними» (КЕТ, 15–16). «Если представить (не дай Бог!) республику в России, – писал Моррас 1 мая 1916 г., – ее ориентация будет куда более прогерманской, чем у монархии»[166]. К этому аргументу он прибегал и позже, утверждая, что немцы даже после Ноябрьской революции 1918 г. не только контролируют большевистский режим, но используют его как орудие своей экспансии. «Армия Врангеля вынуждена полностью оставить Крым, отступить до Босфора и дальше, – подвел он итог 29 ноября 1920 г. в L’AF. – Черное море может стать новым звеном союза между большевистским варварством и исламом. Румыния ожидает русского вторжения, Польша проявит глупость, если не задумается, что ее очередь не за горами. От Средиземного до Балтийского моря весь внешний периметр Антанты под угрозой. <…> Очевидно, что центр противостоящего ей заговора находится в Берлине»[167].

В начале тридцатых годов убедительным аргументом против договора служили распространенные представления о военной слабости СССР. «Верить в то, что с Советами можно заключить сколько-нибудь сильный союз – пустая мечта», – писал Доде 20 сентября 1933 г. (WAF, 319). Сохраняли силу и идеологические соображения, включая боязнь коммунистической пропаганды во Франции и ее колониях. «C.C.C.Р. – это не страна. Это инициалы идеальной родины без границ. Союз Советских Социалистических Республик при необходимости может охватить весь мир», – утверждал 28 июля 1934 г. Бенвиль (JBJ, III, 243).