Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Популярность идей вождя «Action française» в других странах позволила Бразийяку назвать его «учителем национальных революций»[206]. Признавая, что «из учителей, сформировавших мою мысль, я больше всего обязан французам»[207], Салазар не называл фамилий. Однако Бенвиль прямо утверждал, что «идеи Шарля Морраса сильно повлияли на него» (JBD, 266). «Разве идеи [Салазара] – не те же самые, что пропагандирует политическая доктрина Морраса?» – задал Массис вопрос в книге «Вожди» и сам уверенно ответил: «Да, его идеи – наши идеи, но здесь они применены, осуществлены правителем, воплощены на практике, вписаны в живую историю. Их успех доказывает, что это не абстракции, порожденные духом системы, но реальность, которая на наших глазах помогла целой стране возродиться» (НМС, 94). «Если некоторые формулы, милые сердцу Муссолини, вызывают у меня возражения, то идеям Салазара я, напротив, ничего не могу противопоставить, его мысль полностью приемлема для меня. <…> В Европе нет другого вождя, чьи идеи были бы ближе к тем, которым я имею честь служить», – заявил Массис лиссабонским журналистам (НМС, 95–96).

«Я читал политические книги Морраса, – говорил Салазар публицисту Жаку Плонкару д’Ассаку, ставшему после Второй мировой войны его «рупором» для франкофонной аудитории. – Они привлекают ясностью и логикой построения. Однако между безусловными почитателями французского теоретика и мной существует разница в положении, и это оказывает определяющее влияние на наши действия. Для Морраса и его учеников политические феномены являются прежде всего социальными, сама политика – главным фактором жизни народов, определяющим их эволюцию. Его боевой клич “Политика прежде всего” ясно выражает и превосходно синтезирует динамизм чистого моррасианства. Однако в этой формулировке содержится историческая и социологическая ошибка, представляющая опасность для формирования новых поколений. Конечно, политика занимает свое место, выполняет важную функцию, в иные моменты господствует. <…> Но жизнь страны сложнее, шире и в меньшей степени зависит от органов и действий власти. История страны не сводится к истории ее владык и великих королей. Это главным образом результат труда, достоинств и недостатков ее жителей»[208].

«Так ли далеки друг от друга Моррас и Салазар в интерпретации “политики прежде всего”?» – задал вопрос, процитировав эти слова, Плонкар д’Ассак. И ответил: «Не думаю. Салазар признал бы, что именно благодаря приоритету, отданному в определенный момент политике, – “в числе других средств”, как всегда подчеркивал Моррас, – движение военных, диктатура и сам он получили возможность провести необходимые реформы. <…> То, что он отвергает, это узкая интерпретация – чуждая самому Моррасу – в том смысле, что смена режима решает все проблемы, тогда как взлеты и падения страны всегда определяются общим поведением людей, их достоинствами и недостатками»[209].

Письмо Морраса в июне 1951 г. укрепило португальского лидера в решении остаться во главе правительства и не претендовать на пост президента после смерти Кармоны. Разработанная Салазаром конституция «Нового государства», наделяла всенародно избиравшегося президента огромными полномочиями[210]. На практике всю полноту власти осуществлял премьер, формально назначаемый президентом. Однако авторитарный режим не означал отсутствие оппозиции и критики в адрес Салазара, которая оживилась перед выборами. Стоит ли подвергать авторитет диктатора проверке цифрами и процентами голосования, которое не обещало тоталитарного единодушия, – или лучше пусть этим рискует новый кандидат в «разрезатели ленточек», как вполголоса называли Кармону? «Не бросайте нас! Останьтесь! Правьте!» – заклинал Салазара Моррас 31 мая из тюрьмы Клерво, говоря не только о «живейшем восхищении, которое вызывают у меня ваши труды, их успех, их триумф», но и об «остром любопытстве, с которым я слежу за новой фазой (конечно, не критической, но серьезной) той благородной истории, которой вы отдали себя и свое имя». «Вы потеряли стойкого солдата, – писал он, – который без выстрелов, не пролив ни капли крови, восстановил порядок в Португалии и передал ее в ваши сильные руки. Продолжайте, именно вы, растить золотое дерево порядка, власти и свобод»[211]. Объясняя свое решение, адресат зачитал письмо министрам, затем обнародовал его.

В том же письме заслуживает внимания замечание на излюбленную тему автора: «Я не слишком верю в латинскую расу в физическом смысле. Но от всей души я верю в латинский, точнее, в эллинско-латинский дух».