Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Противники войны во главе с министром иностранных дел Бонне до последнего момента пытались предотвратить европейский конфликт и добиться созыва новой международной конференции, возлагая надежды на Муссолини, но их усилия разбились о позицию Берлина и Лондона, где беллицисты окончательно взяли верх. После объявления мобилизации Моррас не верил в счастливый исход. «Враг уже здесь, – писал он 2 сентября. – Кто привел его сюда? Это больше не важно, поскольку всё происходит так, как будто он уже на границе. <…> Возможно лишь одно решение: вперед! Вперед всем сердцем, всем телом, всей душой, с французским оружием в руках. Поскольку война пришла, вперед за нашу победу» (VCM, 411).

Став коллаборантом, Ребате издевательски назвал эти слова «первым кукареку Морраса», который «смирившись, мобилизовался и напялил на свой ум гимнастерку»: «Начало войны застало его раздавленным и содрогающимся от отвращения. Но вскоре мы увидели его приободрившимся, глаз горит, бородка торчком. <…> Восхищение и преданность, более сильные, чем самые горькие упреки, помогли нам почувствовать, какую непоправимую ошибку перед самим собой он совершил, не сломав свое перо 1 сентября. После великолепной борьбы за мир Моррас мог без ущерба для себя не участвовать в войне, не опускаясь до уровня мелких и подлых людишек, которых так здорово бичевал. Затворившись в Мартиге, он стал бы мудрецом Родины, одним из светочей Европы и сохранил бы себя для послезавтрашней Франции» (RMF, I, 192, 217, 220). Более того, Ребате обвинил Морраса в том, что его призывы «дали немалому числу храбрых и доверчивых молодых людей, всем настоящим бойцам-националистам отличные основания для того, чтобы расшибить себе головы» (RMF, I, 221).

Пораженческая «мудрость» задним числом? Ален Лобро, приятель и единомышленник Ребате, тоже сокрушался, что Моррас не остался в стороне. В дневнике тех месяцев (правда, опубликованном только в марте 1944 г.) он писал: «Какой фигурой он (Моррас – В. М.) остался бы в истории, если бы объявил правительству, что после всех усилий, направленных на предотвращение преступления (т. е. войны – В. М.), он не протянет ему руку и затворится в своем доме в Мартиге. <…> Потом, после неизбежной катастрофы, к нему потекли бы толпы паломников, как к Отцу нации. Кампания против войны так возвеличила его! Теперь он всё это потеряет!»[402].

В отношениях между учителем и частью учеников появилась трещина, которая меньше чем через год превратится в непреодолимую пропасть. Поэтому Моррас так возмутился, прочитав в «New York Herald» от 14 июля 1948 г. статью Джорджа Слокомба, который назвал его не просто ненавистником демократии, но духовным отцом предателей, упомянув Бразийяка. За несколько дней Моррас подготовил ответ, указав на невежество Слокомба и на «строжайше антигерманскую идейную дисциплину L’AF». Заключенный писал о себе в третьем лице и отправил текст в газету за подписью своего племянника и приемного сына Жака Морраса, который принес дяде вырезку со статьей (MNE, 103–105). «New York Herald» письмо проигнорировала; позже оно вышло отдельной брошюрой[403]. Впрочем, убежденные люди не читают опровержения и, «сожалея о фактах», говорят то, во что верят. В 1957 г. маститый критик Робер Кэмп объяснил коллаборантство Бразийяка в годы оккупации влиянием Морраса, который «медленно вливал в него свой яд». Жан Мадиран, моррасианец последнего призыва, опроверг эти утверждения, но перед несравнимо меньшей аудиторией.

Для вождя «Action française» выбор не существовал. «Даже сам Моррас, – вспоминал Морис Бардеш, – с такой великолепной храбростью и ясностью ума сражавшийся в первом ряду защитников мира, почувствовал вместе со всеми великий ветер войны, который согнул все деревья в одном направлении»[404].

Глава восьмая «La der des ders»: от войны к поражению, 1939–1940

Имейте в виду, я не позволю разводить тут пораженчество!

Шарль Моррас, 30 мая 1940

Что вы хотите, после семидесяти лет демократии… надо расплачиваться!

Шарль Моррас, 12 июня 1940

I.