Шарлатан

В общем, со свидетельской трибуны Фишбейн сошел, пусть и не совсем потерявшим кураж, но все-таки несколько потрепанным. Тем не менее, как отмечали секунданты этой дуэли, основной тезис статьи Фишбейна – его утверждение, что все медицинские новации Бринкли абсолютно бесполезны и бессмысленны, – остался не опровергнутым. Во всяком случае, мало кто ожидал, что исход дела напрямую зависит от успеха или неуспеха выступления Фишбейна. Важнее было, как поведет себя Бринкли, как будет выглядеть – сникшим, потерянным или по-прежнему преисполненным достоинства. Ключевой фигурой был он.

Глава 50

Поначалу он был бодр и весело поглядывал вокруг, держась молодцевато, как птица на насесте. Ничто не предвещало, что не пройдет и двух дней, как он сам прервет ход своей карьеры.

Вопросы, задаваемые ему защитником, текли плавно и предсказуемо. Свое детство и первые нелегкие профессиональные шаги Бринкли обрисовывал, пользуясь исключительно черной краской, но, ориентируясь на обстановку судебного заседания, некоторые поэтические красоты он все же опускал.

Вопрос: Каково было материальное положение вашей семьи, доктор? Вы были бедны?

Ответ: Пока был жив отец, в еде мы недостатка не испытывали, но когда он умер, мы все чаще рылись по помойкам, так что с едой бывало туго. Да, мы были бедны.

Когда Моррисс перешел с ним к обсуждению статьи Фишбейна, голос Бринкли задрожал. «Я почувствовал себя униженным, – сказал он. – И моя жена почувствовала то же самое». В результате этой клеветы и лжи его доход со ста десяти тысяч долларов (слово «миллион» он опустил) в 1937 году упал до восьмисот десяти тысяч в 1938-м.

Что скажете об ужасах, в которых вас обвиняют? Об утверждении, например, преступника Джеймса Кроуфорда, что обывателям Гринвилла вы делали инъекции подкрашенной водой?

«Никому из моих пациентов я не делал уколы подкрашенной водой», – ответил Бринкли спокойно и устало, словно утомленный необходимостью опровергать такую явную глупость. В Северную Каролину он приехал много лет назад по приглашению доктора Берке из Теннесси, ожидая, что вскоре прибудет и Берке и возьмет дело в свои руки. Но проходили недели, во время которых он познакомился с Джеймсом Кроуфордом, личностью, ранее ему неизвестной, а доктора Берке все не было. Тогда Бринкли и сел в поезд, «предварительно известив Берке телеграммой», что уезжает.

Вопрос: Этот преступник Кроуфорд возникал снова в вашей жизни?

Ответ: Да. Он явился ко мне в Милфорд летом 1932 года, когда я баллотировался в губернаторы штата Канзас.

Вопрос: Он был под следствием? Не в тюрьме?

Ответ: Мне он сказал, что его отпустили.

Вопрос: Он сообщил вам, каким образом он вышел из тюрьмы?

Ответ: Он рассказал, что, находясь в заключении в Макалестере, Оклахома, был вызван в комнату надзирателя, где его ожидали два адвоката. Они представились, объяснили, что работают на Американскую медицинскую ассоциацию и хотят получить от него показания против меня. Если он даст такие показания, то они помогут ему выйти из тюрьмы. Кроуфорд сказал, что они подарили ему коробку сигар, конфеты и двадцать долларов и ушли, а через две недели приехали опять, и он дал им нужные показания.

Вопрос: А что он предложил вам?

Ответ: Он сказал, что, если я дам ему триста долларов, он изменит показания. Заявит, что все сказанное тем адвокатам – сплошная ложь.

Вопрос: И что вы ему сказали?

Ответ: Я велел ему убираться к черту.

Всю неделю Моррисс возражал против малейшего упоминания о трансплантации козлиных желез, и всю неделю его возражения отметались. К этому времени он, очевидно, сообразил, что для клиента будет лучше самому осветить этот вопрос и дать объяснения, опираясь на собственную терминологию. Доктор же, со своей стороны, казалось, был только рад такой возможности. Он всегда с большой охотой расписывал свои «поразительные результаты, которых достиг», начиная с первого своего успеха, истории Билла Ститтсворта, предоставившего ему для операции собственного козла.

Вопрос: Ну и что было потом?

Ответ: Разумеется, очень быстро разнесся слух об операции, и ко мне пришел кузен Ститтсворта с просьбой сделать и ему то же самое, и я сделал это. Он и жену свою привел, попросил, чтобы и ей железы пересадили. Один из их родственников сидел в сумасшедшем доме. Он работал в банке кассиром, сошел с ума и был помещен в лечебницу. Они спросили мое мнение, не поможет ли этому душевнобольному трансплантация. Я ответил: «Нет, конечно», но они настаивали: «Все-таки попытайтесь. Очень вас просим. Он в тяжелом положении, все время мастурбирует».