Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

В этом сказался, по словам английского исследователя-марксиста Арнольда Кеттла, «проницательный реализм» романа, который заставил его утверждать, что «Грозовой перевал» – не романтическое произве-дение[49]. Вряд ли можно принять столь категорическое утверждение, но «Грозовой перевал», несомненно, подобно «Джейн Эйр», – сложное сочетание элементов романтизма и реализма, произведение, которое тоже можно охарактеризовать как явление переходное в эволюции английского романа XIX века от романтической эстетики к реализму. В какой-то мере, если вспомнить удачное определение У. Годвина, это «сказка» о реальной действительности. Подобно Байрону и Шелли, Эмили Бронте питала уважение к Разуму – идеалу Просвещения, и, очевидно, вполне возможно говорить о существовании этической связи между реалистической традицией XVIII века и её романом.

Об этой же связи, ещё в большей степени, свидетельствует первый роман Энн Бронте. Общий критический суд тяготел к тому, чтобы объявить «Эгнес Грей» произведением неоригинальным, безыскусственным и малозначительным, заслуживающим внимания главным образом как компонент общей картины творчества сестёр Бронте, без которого картина была бы неполной. В известной мере начало этой традиции недооценки положила Шарлотта, преклонявшаяся перед «гением» Эмили, но довольно снисходительно оценивавшая творчество младшей сестры. Возможно, причиной этому было как раз то, что Энн предпочитала придерживаться почвы реальности и, создаётся впечатление, относилась к полётам фантазии довольно иронично. «Эгнес Грей» – бытовой, психологический роман и этим близок «Учителю» Шарлотты, чем, надо думать, и объясняется сдержанность её оценки: ведь Энн следовала по отвергнутому ею самой пути неуклонной «достоверности». А кроме того, Энн даже не скрывала, что пишет с назидательной целью, и в этом «Эгнес Грей» приближался к традиции английского реалистического романа XVIII века, которую Шарлотта принимала с известными оговорками. Однако именно таково было намерение Энн Бронте – рассказать поучительную историю, сочетать вымысел с нравоучением, о чём свидетельствует первая строка романа: «Все правдивые истории содержат наставление; правда, в некоторых из них это сокровище так трудно обнаружить, а найденное, оно столь незначительно и мелко, что высохшее, сухое ядро вряд ли стоило освобождать от скорлупы. Возможно, это относится и к истории, которую я хочу рассказать, но моё суждение вряд ли компетентно. Иногда мне кажется, что она может сослужить кому-нибудь службу, но пусть мир судит об этом сам». О назидательном намерении автор напоминает и последней строчкой романа: «Думаю, я рассказала достаточно». Тем не менее назидательность здесь, хотя и присутствует, довольно искусно завуалирована, что говорит о немалом литературном мастерстве Энн Бронте. Да и в целом этот небольшой роман написан удивительно компактно, отличается последовательностью авторской мысли, логичностью и внутренней цельностью.

Энн Бронте мужественно и достойно шла избранным тяжким путём – работала гувернанткой, и если бы не скандал в семействе Робинсонов, когда пришлось покинуть место не только Брэнуэллу, но и ей, то, очевидно, до самого конца своей короткой жизни была бы «наёмницей», как с горечью называла себя её Эгнес. То, что осталось на периферии «Джейн Эйр», стало центральной темой «Эгнес Грей» – превратности подневольного и часто унизительного существования человека, зависящего от капризов, самодурства и злой воли хозяев.