Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

Можно было бы не придавать особого значения подобным «художественным» и «критическим» экскурсам, если бы стремление покопаться в интимных биографиях сестёр Бронте не было бы иногда продиктовано желанием набросить тень на их свободомыслие и свободолюбие. Бунтарство социальное, идейное, психологическое делается производным от сугубо физиологических причин, становится якобы закономерным продуктом «сексуальной неудовлетворённости» – мнение столь же оскорбительное, сколь ненаучное. Только «Эгнес Грей» не вызывает острого «критического» интереса к психосексуальной проблеме. Роман, очевидно, обезоруживает простотой, лиризмом, традиционным развитием любовной интриги даже самых ретивых «сексологов» от литературы. Эта его «старомодность», однако, мешает им рассмотреть несомненные художественные достоинства романа.

Трудно сказать, в каком направлении развивался бы далее талант Энн Бронте, она слишком рано умерла, но «маленькая» обещала как писательница много и, несомненно, заняла бы в английской прозе XIX века видное место, если бы не безвременная смерть. За несколько дней до этого Шарлотта отвезла сестру на морской курорт в Скарборо, таково было желание уже тяжело больной Энн, всё ещё надеявшейся на выздоровление. Путешествие в Скарборо отняло её последние силы, она поняла, что умирает, но встретила смерть со свойственным ей стоицизмом: «Мужайся, Шарлотта, мужайся», – были её последние слова. В Скарборо Энн Бронте и похоронили.

Подавленная горем, Шарлотта Бронте возвратилась в Хауорт. Начался самый тяжёлый период её жизни, как явствует из писем к Эллен Насси. Вот одно из них, отправленное сразу же по возвращении: «Вскоре я оставила папу и пошла в столовую. Я закрыла дверь, я пыталась радоваться, что приехала домой. Я всегда радовалась, возвращаясь, за исключением одного случая, но и тогда что-то могло меня развеселить. Теперь радость меня оставила. Я чувствовала молчание дома, пустоту комнат. Я вспомнила, где, в каких узких и тёмных обителях нашли приют те трое, чтобы больше никогда не ступать по земле. Меня охватило чувство одиночества и горя. Пришло то мучительное состояние, которое надо претерпеть, от которого нельзя уклониться. Я покорилась ему, проведя скорбные вечер и ночь, и печальное утро»[56].

Одиночество и тоска всё углублялись, нервы Шарлотты были вконец расстроены. Она тяжело заболела, и теперь Патрик Бронте, который был так убит смертью сына, что, может быть, и не ощутил всей тяжести последующих смертей, встревожился не на шутку. Под угрозой была жизнь единственной дочери, литературный успех которой до некоторой степени утолил горечь несбывшихся надежд, которые он связывал с Брэнуэллом.

Вскоре после завершения «Джейн Эйр» Шарлотта Бронте начала работать над романом «Шерли» и почти закончила его вторую часть до смерти брата, но домашние беды и болезнь приостановили работу. Проболев всю осень и зиму, она вновь обращается к роману, который пишется медленно и трудно. Причина тому заключалась не только в домашней трагедии, но и в событиях окружающего мира. Страна переживала апогей чартистского движения. Волнения на родине, революция во Франции не могли оставить Шарлотту Бронте безучастной свидетельницей. В письме к мисс Вулер от 31 марта 1848 года она определяет отношение к революциям, а вместе с тем как бы набрасывает краткий очерк своего социально-политического и духовного развития. Она начинает с воспоминаний. Роухедская школа была расположена на одном из склонов холма, на котором когда-то собирались луддиты. Мисс Вулер была свидетельницей многих тогдашних событий и рассказывала ученицам о них и о тяжёлом времени войны с Наполеоном.