Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

Рассказы мисс Вулер подстёгивали воображение Шарлотты: «Я хорошо помню, как мечтала жить в беспокойное время последней войны, как чувствовала в её волнующих событиях некое очарование, заставлявшее мой пульс учащённо биться… Помню даже, что была несколько недовольна вами потому, что вы не вполне разделяли мои чувства на этот счёт и выслушивали мои рассуждения и внимали моим желаниям очень спокойно и совсем не думали, что огненные мечи – необходимое и приятное приобретение для Рая. Ныне я уже оставила молодость позади и хотя не смею сказать, будто полностью изжила все иллюзии, свойственные молодости, что, например, совершенно рассталась с романтикой, что с лица истины для меня совсем упала вуаль и я вижу жизнь и правду в откровенном свете реальности, тем не менее очень многое для меня не то, что десять лет назад, и, между прочим, величие и сопутствующие атрибуты войны совершенно утратили в моих глазах свой первоначальный блеск. Я по-прежнему не сомневаюсь, что шок моральных потрясений пробуждает и в нациях, и в отдельных людях острое ощущение жизни, что угроза опасности в национальном масштабе сразу же отвращает умы людей от их собственных мелких бед и на некоторое время наделяет их чем-то вроде широты мышления, но я столь же мало сомневаюсь, что внезапные революционные потрясения оттесняют на задний план то, что хорошо, останавливают поступь цивилизации, выносят на поверхность жизни отбросы общества, одним словом, я считаю, что восстания и бунты суть острые национальные болезни, что их назначение – истощать насилием жизненную энергию страны, где они происходят. Я молюсь от всего сердца, чтобы Англию миновали эти внезапные конвульсии, судороги и приступы безумия, ныне корчащие Континент и угрожающие Ирландии. Французам и ирландцам я не симпатизирую. Другое дело немцы и итальянцы, там дело обстоит иначе, насколько разнятся между собой любовь к свободе и жажда вседо-зволенности»[57].

Шарлотта Бронте была воспитана отцом-консерватором, неизменно придерживавшимся проторийской политической ориентации, до конца дней своих почитавшим герцога Веллингтона и научившим почитать его свою дочь. Бывший яростным противником луддизма, как социального, классового «беспорядка», он, однако, сочувствовал обездоленным и бедным. Осуждая их за насильственные действия, П. Бронте считал, что с рабочими обходятся жестоко и несправедливо, и закономерно, что его дочь, с детства питавшая интерес к миру, лежащему за пределами пастората, будет впоследствии утверждать на страницах своего самого социального романа «Шерли», что «каждый человек имеет свою долю прав».

Но возникает вопрос: почему писательница, сострадающая беднякам, защитница их интересов, сторонница равноправия (и не только женского), придерживалась тем не менее консервативных взглядов в политике (была «тори»)? Однако дело не только в ней, но и в специфике английского торизма 40-х годов.

Тревожная общественно-политическая атмосфера тех лет вызвала к жизни социально-критическую, реалистическую литературу, так или иначе затрагивающую тему противостояния и борьбы классов. Критика существующего порядка осуществлялась и «слева», и «справа». Противниками его выступали и писатели-чартисты, и представители аристократической литературно-политической группы «Молодая Англия», так называемые «молодые» тори, протестовавшие против косной, своекорыстной политики тори «старых» и крупной буржуазии, олицетворявшей «бессердечную власть чистогана». «Молодые» тори и близкий к ним Т. Карлейль провозглашали идеалом отношения «патриархально» заботливого сквайра и преданных ему фермеров-арендаторов, как будто подобные отношения могли существовать в Англии, приближавшейся к победоносному завершению промышленной революции. «Молодые» тори исповедовали феодальный социализм, который был «наполовину похоронная песнь – наполовину пасквиль, наполовину отголосок прошлого – наполовину угроза будущего, подчас поражающий буржуазию в самое сердце своим горьким, остроумным, язвительным приговором, но всегда производящий комическое впечатление полной неспособностью понять ход современной истории»[58].