Шепчущий во тьме

И снова покой был нарушен – из-за скудных запасов воды, отыскиваемой лишь в глубоких пещерах. Однако и там ее было мало, и люди умирали от жажды, странствуя по отдаленным районам. Тем не менее гибельные изменения происходили столь медленно, что каждому новому поколению не верилось в рассказы родителей. У людей в голове не укладывалось, что когда-то жара была слабее, а воды всем хватало; не желали они и внимать предостережениям, что впереди еще более жестокие зной и засуха. И подобных настроений придерживались даже тогда, когда под лютующим солнцем остались задыхаться всего несколько сотен человеческих созданий – жалкая скученная группка вместо всех тех несметных миллионов, что некогда попирали ногами обреченную планету.

А потом сотни незаметно разменялись на десятки – десятки страдальцев, припавших к исчезавшей на глазах пещерной влаге и понимавших, что конец все же есть и он уже близок. Столь узок был ареал обитания землян, что никто из них в жизни не видал мизерных мифических ледников, что сохранились вблизи полюсов, если таковые действительно еще существовали. Впрочем, даже если бы запасы льда и имелись и человек знал бы, где их найти, все равно никому уже было не под силу добраться до них по нетореным дорогам.

Цепная реакция, не поддающаяся должному описанию, приведшая к депопуляции целой планеты, слишком грандиозна для охвата любого, даже самого смелого воображения. Из всех обитателей Земли эпохи благоденствия лишь единицы пророков и безумцев были способны постичь грядущее, уловить видения безмолвных мертвых земель и давным-давно опустевшего океанского ложа. Остальные не верили – как не верили и в тень перемен на планете, и в тень рока на всем людском роде. Ибо человек всегда мнил себя бессмертным хозяином природы.

II[89]

Когда агонии старухи пришел конец, Улл побрел в благоговейном оцепенении меж раскаленных песков. Старуха была страшна как грех, сморщенная и сухая, будто мертвая осина. Ее лицо цветом уподобилось больной желтой траве, шелестевшей на горячем ветру, и она была страшно, преступно стара.

Так не осталось у Улла собеседницы, с которой можно было пошептаться о смутных страхах, поболтать о чем-то невероятном; товарища, чтобы делиться надеждами на помощь из поселений за горами, что упорно не желали себя выдавать. Ему просто не верилось, что в других местах больше никто не живет, ведь Улл был молод и питал какие-то надежды.

Вот уже много лет он только и знал что эту старуху по имени Младдна[90]. Объявилась та на одиннадцатом году его жизни, в день, когда все промысловики отправились на поиски пищи и больше не вернулись. Улл не помнил лица своей матери, знал только, что та умерла. Женщин вообще было мало в их мизерном племени – всего-то три: две старухи и совсем еще девчонка.

Когда стало ясно, что добытчики не возвратятся, великий стон пошел над племенем, и младшенькая покончила с собой, бросившись грудью на остро заточенный сук. Старики отправились рыть для нее неглубокую могилу – единственным инструментом им служили ногти. Улл был один, когда Младдна, уже тогда безобразно древняя, пришла к ним.

Карга опиралась на сучковатую жердь – бесценную реликвию из лесов прошлого, залубеневшую и затертую до блеска за годы блужданий. Она ни словом не обмолвилась, откуда взялась, просто проковыляла в пустую лачугу, пока хоронили самоубийцу. Там она дождалась возвращения двух других женщин, и те приняли ее без вопросов.

Минуло еще какое-то время, и все старцы, включая двух оставшихся женщин, один за другим слегали с хворями. Никого из них Младдна исцелить не смогла. В сравнении с ней, ужасающе древней, старики племени казались еще крепкими, но недуги сгубили их, а не ее. Улл остался наедине с незнакомкой. Он рыдал всю ночь, покуда потерявшая терпение Младдна не сказала ему, что сама умрет, если он не уймет свои стенания. Тогда Улл, вняв ее словам, утих – уж полного-то одиночества ему точно не хотелось.

С тех пор они жили вместе, собирая коренья для пропитания. Гнилые зубы Младдны плохо справлялись с едой такого рода, и Уллу приходилось отдельно разжевывать корни для старухи. Утомительная рутина поисков и монотонная работа челюстями – вот из чего слагалось его детство.

Теперь, в свои девятнадцать лет, он был сильным и крепким, а старухи просто не стало. Причин оставаться не имелось совершенно, так что Улл тут же принял решение отыскать мифические хижины за горами и поселиться с тамошними людьми. Брать с собой в дорогу ему было нечего. Оставив покойницу в лачуге, Улл закрыл за собой дверь, толком даже не зная зачем, ведь животные исчезли в округе вот уже много лет назад. Все еще пребывая в некотором оцепенении и страшась собственной отваги, он долгие часы брел по сухой траве и в конце концов достиг подножья первых холмов. День был в самом разгаре, Улл лез вверх, пока не выбился из сил, и наконец, изможденный, растянулся на склоне и предался раздумьям. Он размышлял об уйме разных вещей, дивился превратностям судьбы, страстно мечтал об обнаружении забытого поселения за горами… так его и сморил сон.