Шерли

Джесси обратила свой взор на Каролину. Сидя на скамеечке у ее ног, она заговорила сначала о религии, а потом о политике. Дома Джесси впитывала каждое слово отца, а потом легко и остроумно пересказывала его мнение, хотя и не всегда понимала точно, и таким образом отражала взгляды мистера Йорка и его отношение к людям, как дружелюбное, так и неприязненное. Она укорила Каролину за то, что та принадлежит к англиканской церкви, и попрекнула дядей-священником. Джесси не преминула сообщить, что мисс Хелстоун живет за счет общества и на доходы от церковной десятины, в то время как ей следовало бы честно зарабатывать себе на жизнь, а не пребывать в лености и питаться «хлебом безделья». Затем девочка перешла к обзору тогдашнего кабинета министров и каждому воздала по заслугам. Она привычно упомянула лорда Каслри и мистера Персиваля, отозвавшись об обоих так, что подобная характеристика вполне подошла бы Молоху или Велиалу. Назвав войну массовой бойней, Джесси объявила лорда Веллингтона наемным мясником.

Каролина слушала ее с неподдельным интересом. Джесси обладала врожденным чувством юмора, и смешно было слушать, как она с горячностью повторяет отцовские обличения со всеми особенностями его северного диалекта, словно настоящий якобинец, только в муслиновом платьице с кушаком. Незлобная по натуре, она выражалась не язвительно и грубо, а скорее простонародно, сопровождая речь гримасками, которые придавали каждой фразе очаровательную пикантность.

Каролина пожурила девочку, когда та принялась ругать лорда Веллингтона, однако с удовольствием выслушала следующую тираду, направленную против принца-регента. По вспыхнувшим в глазах слушательницы искоркам и по смешливым морщинкам вокруг ее губ Джесси поняла, что наконец попала в точку. Она часто слышала, как за завтраком отец говорил о «толстом пятидесятилетнем Адонисе», и теперь охотно повторила замечания мистера Йорка на эту тему, подобно ему пересыпая речь йоркширскими словечками.

Прости, Джесси, но больше я не буду писать о тебе! За окном сейчас сырой и непогожий осенний вечер. В небе всего одна туча, но она распростерлась от одного полюса до другого. Неугомонный ветер рыдает, мечется, не зная устали, среди холмов, мрачные силуэты которых чернеют в туманных сумерках. Весь день дождь хлестал по колокольне, что темной громадой высится над каменным забором кладбища. Там все – и крапива, и высокая трава, и сами могилы – промокло насквозь. Сегодняшний вечер слишком напоминает мне другой, такой же осенний, мрачный и дождливый, но только несколько лет назад. Тогда те, кто посетил ненастным днем могилу на чужом кладбище чужой страны, собрались в сумерках у пылающего очага. Они оживленно беседовали и даже веселились, однако чувствовали, что в их кругу образовалась брешь, и ее никто никогда не заполнит. Понимали, что их потеря незаменима и что будут жалеть о ней до конца своей жизни. Каждый думал о том, что проливной дождь мочит сейчас влажную землю, в которой покоится дорогой и близкий человек, а ветер стонет и плачет над его могилой. Огонь согревал их, жизнь и дружба еще дарили им свое благословение, но Джесси лежала в гробу, холодная и одинокая, и только сырая земля укрывала ее от бури.

Миссис Йорк сложила свое вязанье, решительно прервала урок музыки и лекцию о политике и распрощалась, чтобы вернуться в Брайрменс засветло, прежде чем в небе угаснет последний луч заката и тропинка через поля отсыреет от вечерней росы.

После того как почтенная дама и ее дочери удалились, Каролина почувствовала, что ей тоже пора накинуть шарф, поцеловать кузину и отправиться домой. Если она задержится, то совсем стемнеет и Фанни придется идти за ней, а Каролина помнила, что как раз сегодня у них пекут хлеб и гладят выстиранное белье, – значит, у служанки и без того полно забот. И все же никак не могла заставить себя подняться с кресла у окна гостиной: из него открывался великолепный вид. По бокам окошко заросло жасмином, но сейчас, в восьмом часу вечера, белые звездочки цветов и зеленые листья казались серыми карандашными набросками, прелестными по очертаниям, но бесцветными по сравнению с золотисто-багряным закатом, пламенеющим на фоне синевы огастовского неба.

Каролина глядела на калитку, по бокам которой тянулись ввысь мальвы, на густую живую изгородь из бирючины и гардении, окружавшую сад, однако глаза ее искали в этом замкнутом пространстве совсем другое. Ей хотелось увидеть, как знакомая фигура появляется из-за кустов и входит через калитку в сад. И Каролина действительно увидела человеческую фигуру, нет, даже две. Сначала прошел Фредерик Мергатройд с ведром воды, а следом прошествовал Джо Скотт, позвякивая связкой ключей на пальце. Мужчины собирались запереть на ночь конюшни и фабрику, а потом разойтись по домам.