Шерли

«Пора и мне, – подумала Каролина, со вздохом привстав с кресла. – Я только обманываю себя, мучаюсь понапрасну. Даже если останусь здесь дотемна, он все равно не придет, я сердцем чувствую; на странице вечности уже написано самой судьбой, что не видать мне сегодня столь желанной радости! А даже если он и придет, мое присутствие его огорчит, а при мысли об этом у меня леденеет кровь. Если я подам ему руку, его ладонь, наверное, будет холодной и вялой, а взгляд омрачится, когда я загляну ему в лицо. Мне хочется, чтобы в них светилась сердечная теплота, как прежде, когда мое лицо, или речь, или поступки нравились ему, а что увижу я сегодня? Скорее всего непроглядную тьму. Пойду-ка я лучше домой».

Каролина взяла со стола шляпку и уже принялась завязывать ленты, когда Гортензия привлекла ее внимание к роскошному букету, который стоял в вазе. Упомянув, что цветы прислала этим утром мисс Килдар, Гортензия пустилась в рассуждения о родственниках, гостивших в имении Шерли, и о суетной жизни, какую та ведет в последнее время. Высказавшись весьма неодобрительно, мисс Мур добавила, что просто не понимает, почему хозяйка Филдхеда, всегда поступавшая как ей вздумается, до сих пор не избавилась от этих надоедливых родственников.

– Правда, поговаривают, будто она сама не отпускает мистера Симпсона и его семью, – добавила Гортензия. – Они-то собирались уехать к себе на юг еще на прошлой неделе: их единственный сын возвращается из путешествия, и нужно подготовиться к встрече, – однако мисс Шерли хочет, чтобы Генри приехал погостить к ней в Йоркшир. Думаю, она делает это отчасти из-за нас с Робертом, чтобы нам угодить.

– Угодить вам? Зачем? – удивилась Каролина.

– До чего же ты несообразительна, дитя мое! Разве ты не знаешь, что…

– Простите, – произнесла Сара, открывая дверь. – Варенье, что вы велели варить на патоке, или, как вы называете, конфитер, весь пригорел!

– Les confitures! Elles sont brûlées? Ah, quelle négligence coupable! Coquine de cuisinière, fille insupportable![88]

Мадемуазель Мур торопливо вытащила из комода широкий полотняный фартук, повязала его поверх своего черного передника и éperdue[89] бросилась в кухню, откуда доносился сильный запах жженого сахара, по правде говоря, не столько приятный, сколько резкий.

Хозяйка и служанка целый день спорили, как лучше варить варенье из черной вишни, твердой как камень и кислой, как терн. Сара считала, что единственным необходимым и общепризнанным ингредиентом для варки служит сахар, а Гортензия утверждала, ссылаясь на опыт своей матери, бабушки и прабабушки, что патока, mélasse, подходит лучше. Мисс Мур поступила опрометчиво, велев Саре присматривать за вареньем: та отнеслась к заданию с возмутительным пренебрежением, поскольку рецепт хозяйки пришелся ей не по вкусу, и в результате получилась темная пригоревшая масса.

Из кухни донесся шум, гневные упреки, затем всхлипывания, скорее нарочито громкие, нежели искренние.

Каролина повернулась к небольшому зеркальцу, убрала с щек локоны и спрятала под шляпку, понимая, что оставаться дольше уже не только бесполезно, но и неприятно. Внезапно задняя дверь открылась, и голоса в кухне сразу стихли. Похоже, хозяйка и служанка одновременно закрыли рты и прикусили языки. «Неужели это… это Роберт?» – мелькнуло в голове у Каролины. Он часто, почти всегда, входил через кухню, возвращаясь с рынка. Увы, это оказался лишь Джо Скотт. Он трижды многозначительно хмыкнул – в каждом хмыканье слышался презрительный упрек в адрес склочного женского пола – и сказал:

– Тут вроде как шумели?

Никто не ответил, и он деловито продолжил:

– Поскольку хозяин вернулся и сейчас войдет через эту дверь, я подумал, надо бы вас известить. Когда в доме одни женщины, негоже входить без предупреждения. А вот и он. Входите, сэр. Они тут цапались, но я их угомонил.

Судя по шороху шагов, в дом кто-то вошел, однако Джо Скотт никак не унимался.

– И чего это вы сидите впотьмах? Сара, экая ты распустеха, даже свечу зажечь не можешь! Солнце уже час как село! Хозяин все ноги обобьет о ваши горшки, столы и прочую утварь! Осторожно, сэр, они тут выставили горячий таз, прям как нарочно!

За репликой Джо последовало смущенное молчание, и Каролина, как ни прислушивалась, не могла понять, что оно означает. Пауза была недолгой: раздался удивленный возглас, бессвязные восклицания и звуки поцелуев. Каролина с трудом разобрала слова Гортензии:

– Mon Dieu! Mon Dieu! Est-ce que je m’y attendais?[90]

– Et tu te portes toujours bien, bonno soeur?[91] – откликнулся второй голос, принадлежащий Роберту.