Миссис Прайер навещала ее каждый день и однажды утром, – а Каролина болела уже две недели, – пристально вгляделась в нее, взяла за руку и пощупала пульс. Затем тихо вышла из комнаты и направилась в кабинет мистера Хелстоуна. Они разговаривали очень долго. Вернувшись к своей захворавшей юной подруге, миссис Прайер сняла шаль и шляпку и приблизилась к постели больной. Постояв какое-то время в своей обычной позе, сложив руки и тихо покачиваясь, миссис Прайер сказала:
– Я послала Фанни в Филдхед за своими вещами, которые могут понадобиться, пока я здесь. Я решила побыть с вами несколько дней, пока вы не пойдете на поправку. Ваш дядя любезно согласился. А вы, Каролина, не возражаете?
– Простите, что из-за меня вам приходится взваливать на себя лишние хлопоты! Не так уж я и больна, хотя, признаюсь, не могу отказаться от вашего предложения. Меня радует, что вы поживете у нас и иногда будете заходить ко мне. И не тревожьтесь, Фанни хорошо обо мне заботится.
Миссис Прайер склонилась над бледной юной страдалицей, убрала под чепчик выбившиеся волосы и осторожно приподняла подушку. Улыбаясь, Каролина смотрела на миссис Прайер, а потом потянулась, чтобы поцеловать ее.
– У вас ничего не болит? Вам удобно? – негромко и встревоженно спросила добровольная сиделка, подставляя щеку.
– Я почти счастлива.
– Хотите пить? У вас пересохли губы.
Она поднесла ко рту больной стакан с освежающим питьем.
– Вы что-нибудь ели сегодня, Каролина?
– Не хочется.
– Ничего, скоро к вам обязательно вернется аппетит, я молю Бога.
Укладывая Каролину обратно на подушки, миссис Прайер обняла ее и прижала к груди.
– Я бы предпочла вообще не выздоравливать, лишь бы только быть с вами! – воскликнула Каролина.
Мисс Прайер не улыбнулась при этих словах. По ее лицу пробежала тень, и несколько минут она молчала.
– Вы больше привыкли к Фанни, – наконец промолвила она. – Наверное, мои заботы кажутся вам странными и назойливыми?
– Нет! Вы ласковая и внимательная! Вероятно, привыкли ухаживать за больными. Двигаетесь почти неслышно, голос у вас спокойный, а руки нежные!
– Просто я внимательна к мелочам. Меня можно упрекнуть в неловкости, но только не в небрежности.
И правда, она трепетно относилась к своим обязанностям. С того часа присутствие Фанни и Элизы стало лишним в комнате больной, миссис Прайер взяла все в свои руки. Она окружила Каролину заботой и не отходила от нее ни днем, ни ночью. Вначале Каролина пыталась протестовать, но довольно слабо и вскоре уступила. Одиночество и печаль были изгнаны, и вместо них у постели больной воцарились забота и сочувствие.
Между Каролиной и ее сиделкой возникло поистине удивительное согласие. Обычно Каролина чувствовала себя неловко, когда ей уделяли слишком много внимания, да и миссис Прайер особо не преуспела в искусстве оказания мелких услуг, но теперь все происходило так легко и непринужденно, словно больная наслаждалась заботой сиделки, а для той не было ничего приятнее, чем присматривать за своей подопечной. Миссис Прайер не выказывала ни малейшей усталости, и Каролина ни о чем не тревожилась. Впрочем, обязанности миссис Прайер были не так уж и тяжелы, хотя наемная сиделка нашла бы их утомительными.
Странно, но даже столь заботливый уход не помог больной выздороветь. Каролина таяла, точно снег под жарким солнцем, увядала, как цветок в засуху. Шерли, которую редко посещали мысли об опасности или смерти, сначала вообще не беспокоилась за подругу, однако видя при каждом посещении, как та меняется и чахнет, встревожилась. Она отправилась к мистеру Хелстоуну и, проявив недюжинную настойчивость, заставила почтенного джентльмена признать, что у его племянницы не просто мигрень. Поэтому, когда к нему подошла миссис Прайер и тихо попросила послать за доктором, он ответил, что она вольна вызвать хоть двух, если уж ей так приспичило.
Приехал лишь один, зато этот врач повел себя как оракул: произнес запутанную речь, смысл которой должен был проясниться лишь со временем, выписал несколько рецептов, раздал указания – и все это с самым важным видом! – положил в карман причитающуюся плату и уехал. Наверное, он хорошо понимал, что ничем не может помочь, однако не желал в этом признаваться.
Никто из соседей даже не предполагал, насколько серьезна болезнь. В доме Муров думали, будто Каролина простудилась: она сама так написала в письме, адресованном Гортензии. Та же ограничилась тем, что прислала больной сочувственную записку, приложив к ней две банки смородинного варенья и рецепт полоскания.
Миссис Йорк тоже сообщили о визите врача, но она лишь язвительно прошлась по страдающим от ипохондрии богатым бездельникам, заметив, что те думают только о себе, оттого и посылают за доктором всякий раз, как поцарапают пальчик.
Тем временем «богатая бездельница», то есть Каролина, впала в состояние полнейшего равнодушия и стала терять силы с такой быстротой, что все были крайне озадачены, – все, кроме миссис Прайер. Она одна понимала, что физические силы быстро иссякают, когда изранена душа.