Шерли

– У меня есть причины страшиться привлекательной внешности, не доверять обаянию, трепетать перед оригинальностью, изяществом и любезностью. Красота и обходительность вошли в мою жизнь, когда я была замкнутой и несчастной, юной и доверчивой, – в общем, измученной гувернанткой, медленно угасавшей от тяжкого труда и беспросветного существования. Тогда, Каролина, я решила, что это подарок Небес. Я поверила обольстителю, пошла за ним и отдала ему без остатка всю себя, свою жизнь и надежды на будущее счастье. Увы, мне суждено было увидеть, как преобразился он у домашнего очага: белая ангельская маска спала, яркий маскарадный костюм – сброшен, и передо мной предстал… О господи, как же я страдала! – Миссис Прайер уткнулась лицом в подушку. – Я ужасно страдала! Никто этого не видел, и никто ничего не знал. Неоткуда было ждать сочувствия, и я не надеялась на спасение.

– Успокойся, мама, все уже миновало.

– Да, но не бесследно. Я училась терпению у Бога, а он поддержал меня в дни тягот. Я содрогалась от ужаса, меня терзали сомнения, но Господь провел меня через все испытания и даровал спасение. Бог избавил меня от мучительного страха и дал в утешение иную, совершенную любовь. Но, Каролина…

– Да, мама?

– Прошу, когда в следующий раз увидишь могилу своего отца, смотри с уважением на высеченное на камне имя. Тебе он не сделал ничего плохого. Он оставил тебе сокровища своей красоты и ни единого недостатка. Все, что ты унаследовала от него, – совершенно, и ты должна быть ему благодарна. Не думай о том, что произошло между ним и мной, и не суди нас. Пусть нас рассудит Бог. А людские законы никогда нас не касались, никогда! Они были неспособны защитить меня, были бессильны, как гнилой камыш, а его не смогли удержать, как не удержал бы лепет безумца. Как ты сказала, все миновало, между нами легла могила. Он спит вечным сном в этой церкви. И этой ночью я скажу ему то, чего раньше никогда не говорила: «Покойся с миром, Джеймс! Смотри! Твой ужасный долг оплачен! Взгляни! Своей рукой я стираю длинный список черных обид. Джеймс, твое дитя искупило все. Твое живое подобие, существо, которое унаследовало от тебя совершенство черт, единственный дорогой подарок, что ты мне сделал. Сегодня она прильнула к моей груди и ласково назвала меня мамой. Муж мой, я прощаю тебя».

– Матушка, милая, как хорошо! Слышит ли нас отец? Наверное, он бы порадовался, узнав, что мы его любим.

– Я не упоминала о любви, я говорила о прощении. И не скажу даже на пороге вечности, если вдруг нам доведется встретиться на том свете!

– Ох, мама, как же ты страдала!

– Дитя мое, человеческое сердце может многое вынести. В океане нет столько воды, сколько слез оно может вместить. Мы даже не знаем, насколько оно глубоко и всеобъемлюще, пока несчастье не затянет его темными тучами горя и не заполнит непроницаемым мраком.

– Мамочка, забудь об этом!

– Забыть? – Миссис Прайер странно усмехнулась. – Скорее Северный полюс переместится на юг, а Европа окажется у берегов Австралии, чем я забуду.

– Хватит об этом, мама! Отдохни! Успокойся…

И дочь принялась утешать мать, как мать только что утешала ее саму. Наконец миссис Прайер заплакала, потом успокоилась и возобновила нежные заботы о Каролине. Она устроила дочь поудобнее, разгладила подушку, расправила простыню. Мягкие локоны Каролины растрепались, и миссис Прайер заново причесала их и уложила, а затем освежила влажный лоб дочери прохладной ароматной эссенцией.

– Матушка, вели принести свечи, а то я тебя не вижу. И попроси дядю, чтобы зашел ко мне: хочу услышать от него, что я – твоя дочь. И еще, мама: поужинай здесь. Не оставляй меня сегодня ни на минуту!

– Каролина, как хорошо, что ты ласкова со мной! Если прогонишь меня, я уйду; велишь вернуться, и я вернусь, попросишь что-либо сделать, и я все сделаю. Ты унаследовала от отца не только его внешность, но и обходительные манеры. Из твоих уст всегда будет звучать «матушка» перед приказом, хоть и произнесенным, слава богу, с нежностью.

«Впрочем, – мысленно добавила она, – он тоже говорил мягко и ласково, и его голос звучал как нежный напев флейты, зато потом, когда мы оставались наедине, в нем прорезались такие неблагозвучные, ужасные ноты, что кровь стыла в жилах, нервы не выдерживали и можно было сойти с ума!»

– Ах, мама, кого же мне еще просить об услуге, как не тебя? Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой находился рядом со мной или что-то делал для меня. Но не позволяй мне докучать тебе, одергивай, если я стану чересчур назойливой.

– Не надейся, что я буду тебя останавливать, ты должна сама следить за собой. У меня мало твердости духа, мне ее всегда недоставало, и в этом мое несчастье. Из-за него я потеряла свое дитя на долгие десять лет, что минули со дня смерти Джеймса. Я могла бы предъявить права на свою дочь, однако у меня не хватило мужества, и я позволила вырвать из своих объятий малютку, с которой могла бы не расставаться.

– Как это произошло, мама?