Шерли

– Я отдала тебя еще совсем маленькой, потому что ты была прехорошенькой, а я боялась твоей красоты, она казалась мне клеймом порока. Мне прислали твой портрет, который сделали, когда тебе исполнилось восемь лет, и он подтвердил мои опасения. Если бы на нем была загорелая деревенская девчушка – обычный неуклюжий ребенок с грубоватыми чертами лица, – я бы немедленно потребовала, чтобы тебя вернули. Но тогда под посеребренной бумагой я увидела изящный, полный аристократизма цветок. «Я – маленькая леди», – словно говорила каждая твоя черточка. Совсем недавно я была рабыней некоего джентльмена и вырвалась из рабства раздавленной, сломленной, умирающей от боли и обид, и не решилась впустить в свою жизнь еще более прелестное и утонченное существо, в котором текла его кровь. Маленькая очаровательная леди ввергла меня в ужас, от ее врожденного изящества у меня застыла кровь. За всю жизнь мне не довелось встретить человека, в котором красота сочеталась бы с правдивостью, скромностью и благонравием. «Такое совершенное и прекрасное тело, – рассуждала я, – наверняка скрывает порочную и жестокую душу». Я почти не верила, что воспитание сумеет исправить врожденную порочность и злобу; вернее, осознавала, что я ничего не смогу с этим сделать. Ах, Каролина, тогда у меня не хватило смелости забрать тебя к себе, и я оставила тебя у твоего дяди. Мистер Мэтьюсон Хелстоун, как я знала, был человеком суровым, однако справедливым. Он вместе со всем осудил мое странное, не свойственное любящей матери решение, но я того заслуживала.

– Мама, а почему ты назвалась миссис Прайер?

– Это девичья фамилия моей матери. Я взяла ее, чтобы жить спокойно и без боязни. Имя мужа слишком живо напоминало мне о семейной жизни, я не могла этого вынести. Кроме того, мне угрожали, что насильно вернут в прежнее рабство, хотя я скорее легла бы в гроб, чем на супружеское ложе, и предпочла бы могилу дому твоего отца. Новое имя спрятало меня. Под его защитой я вернулась к своему прежнему учительскому занятию. Сначала оно едва давало мне средства к существованию, но каким же сладким был голод, когда я обрела покой! Какой надежной казалась темная и холодная лачуга с незажженным очагом, ведь зловещие отблески страха не отбрасывали багряные тени на ее стены! Каким безмятежным было мое одиночество, когда я больше не боялась ни жестокости, ни порока!

– Но, мама, ты же бывала в этих местах! Почему тебя никто не узнал, когда ты вернулась сюда вместе с мисс Килдар?

– Я ненадолго заезжала сюда перед свадьбой лет двадцать назад, но выглядела тогда совсем по-другому. Я была стройной, почти такой же стройной, как моя дочь сейчас. Но все во мне изменилось – осанка, черты лица, прическа, одежда. Вряд ли ты сможешь представить меня тоненькой юной девушкой в легком платье из белого муслина, с обнаженными руками в браслетах, с бусами на шее и с прической в греческом стиле.

– Да, ты, наверное, сильно изменилась. Мама, внизу стукнула входная дверь! Если это дядя, пусть поднимется сюда: я хочу услышать от него, что не сплю и все это правда, а не сновидение или горячечный бред.

Мистер Хелстоун уже поднимался по лестнице. Миссис Прайер позвала его в комнату Каролины.

– Надеюсь, ей не стало хуже? – поспешно осведомился он.

– Думаю, ей лучше. Она хочет поговорить с вами и выглядит не такой слабой.

– Хорошо, – кивнул священник и торопливо вошел в комнату. – Ну, Каролина, как ты? Выпила чай, который я тебе приготовил?

– Выпила все до капельки, дядя. Этот чай меня сразу приободрил. Мне хочется, чтобы вокруг находились люди, вот я и попросила миссис Прайер позвать вас.

Почтенный священнослужитель явно обрадовался и в то же время смутился. Он охотно бы составил компанию своей больной племяннице минут на десять, раз уж она так захотела, однако о чем с ней говорить – совершенно не представлял. Хелстоун усмехнулся и переступил с ноги на ногу.

– Ничего, ты у нас скоро поправишься, – заметил он, чтобы хоть что-то сказать. – Это лишь легкое недомогание, и скоро пройдет. Тебе надо будет попить портвейну – да хоть целую бочку, если сможешь, – и кушать дичь и устрицы. Я для тебя что угодно достану! Вот увидишь, после такого лечения ты станешь сильнее самого Самсона!

– Скажите, дядя, кто эта дама, что стоит рядом с вами около постели?

– Господь всемогущий! – воскликнул мистер Хелстоун. – Неужели она бредит?

Миссис Прайер улыбнулась.

– Да, мне привиделось, будто я попала в чудесный мир, – тихо ответила Каролина, – и я хочу, чтобы вы, дядюшка, сказали мне, реален ли этот мир или лишь моя фантазия.

– Нужно снова послать за доктором Райлом, а еще лучше за Мактурком, он хоть не такой шарлатан. Пусть Томас срочно седлает лошадь и едет за ним!

– Нет, не надо доктора! Матушка будет моим единственным целителем. Теперь вы понимаете, дядя?

Мистер Хелстоун сдвинул очки с переносицы на лоб, достал табакерку и взял понюшку табаку.

– Теперь мне все ясно, – произнес он. – Значит, вы ей рассказали?

– Это правда? – требовательно спросила Каролина, поднимая голову с подушки. – Она действительно моя мать?