Шерли

Если бы тогда уже выходил «Журнал Чамберса», то непременно стал бы любимым журналом и мисс Хелстоун, и Фаррена. Она бы подписалась на него, своевременно передавала каждый номер Уильяму, и они бы зачитывались чудесными историями о сообразительности животных, свято веря каждому слову.

Этого отступления вполне достаточно, чтобы объяснить, почему Каролина только Уильяму позволяла вывозить ее на прогулку и почему ей нравилось его общество и разговоры, пока он катал ее по саду.

Миссис Прайер следовала за ними и удивлялась, что ее дочь может столь непринужденно общаться с Уильямом. Сама она говорила с ним сдержанно и сухо. Полагала, что между их сословиями лежит огромная пропасть; пересечь ее или снизойти до общения с простым крестьянином казалось ей настоящим унижением. Однажды она ласково спросила Каролину:

– А ты не боишься, милая, так свободно разговаривать с этим человеком? Он ведь может вообразить невесть что, забыться и повести себя развязно!

– Вообразить невесть что? Ты просто его не знаешь, мама! Уильям никогда не позволит лишнего: он слишком горд для этого. У него возвышенная душа.

Миссис Прайер недоверчиво улыбнулась: надо же, грубый лохматый, бедно одетый деревенщина с мозолистыми руками и вдруг – «возвышенная душа»!

Фаррен, в свою очередь, лишь хмурился, глядя на миссис Прайер: чувствовал, когда к нему относились несправедливо, и был готов дать отпор.

Вечера Каролина целиком посвящала матери, и миссис Прайер их полюбила, поскольку в это время оставалась наедине со своей дочерью и никто, даже тень человека, не стояла между ними. Днем миссис Прайер по привычке держалась чопорно, а порой холодно. Между ней и мистером Хелстоуном установились отношения весьма почтительные, но в то же время официальные. Любая фамильярность задела бы и его, и ее, они оба держались с неукоснительной вежливостью и строго блюли дистанцию, и потому вполне поладили.

С прислугой миссис Прайер обращалась не то чтобы неучтиво, но слишком сдержанно, холодно и недоверчиво. Вероятно, виной была робость, а не гордость, и миссис Прайер вовсе не хотела казаться высокомерной, но как и следовало ожидать, Фанни и Элиза не смогли в этом разобраться, а потому не любили ее. Миссис Прайер это чувствовала и сердилась на себя из-за того, что ничего не может с этим поделать, однако по-прежнему держалась замкнуто и отрешенно.

Только в присутствии Каролины она расцветала. Беспомощность дочери, ее нежная любовь согревали ей душу, она сразу веселела, становилась мягче и уступчивее, а холодность и суровость исчезали. Каролина не говорила ей о любви, да слова бы и не тронули миссис Прайер, она сочла бы их признаком неискренности, но дочь склонялась перед ней так просто и искренне, признавая ее превосходство, так доверчиво и безбоязненно вверяла себя ее заботам, что сердце матери таяло.

Ей нравилось слышать, как дочь просит: «Сделай это, мама», «Пожалуйста, принеси мне то, мама», «Почитай мне, мама», «Спой что-нибудь, мама».

Никто на свете – ни одно живое существо! – не нуждалось до такой степени в ее услугах и помощи. Другие люди всегда обращались с ней более или менее сдержанно и сухо, впрочем, как и она с ними; они ясно давали понять, что видят ее недостатки и злятся на нее. У Каролины же подобной ранящей проницательности и укоризненной чувствительности было не больше, чем у грудного младенца.

И все же Каролина тоже замечала недостатки. Она не обращала внимания на врожденные и потому неисправимые изъяны, но не желала закрывать глаза на то, что еще можно было исправить. Порой она бесхитростно делала матери замечания, и та, вместо того чтобы рассердиться, радовалась: ведь если дочь осмеливается ее критиковать, значит, привыкла к ней!

– Мама, я решила, что ты больше не будешь носить это старое платье. Оно давно вышло из моды: юбка чересчур прямая. Днем надевай то черное, шелковое: оно тебе очень идет! А воскресное платье мы сошьем тебе из черного атласа, настоящего атласа, а не из сатинета или какой-нибудь подделки. И, мама, когда у тебя будет новое платье, пожалуйста, носи его!

– Милая, я подумала, что могу еще долго надевать черное шелковое платье по воскресеньям. Я хочу купить кое-что для тебя.

– Ну что ты, мама, дядя дает мне достаточно денег на все, что нужно. Ты ведь знаешь, какой он щедрый! А я так хочу увидеть тебя в черном атласном платье! Купи поскорее материю, и пусть его шьет моя портниха. И фасон я сама выберу, а то ты вечно одеваешься как бабушка! Будто хочешь убедить всех, что ты старая и некрасивая. Вовсе нет! Наоборот, когда нарядишься и развеселишься, ты чудо как хороша! У тебя приятная улыбка, белые зубы и волосы до сих пор сохранили чудесный светлый оттенок! Говоришь ты совсем как юная девушка – голос у тебя чистый и звонкий, а поешь лучше молодых. Зачем же ты до сих пор надеваешь такие платья и шляпки, каких уже никто не носит?

– Тебя это огорчает, Каролина?