Странно даже, что к нему допускали Луи Мура; более того, гувернеру позволяли сесть на край кровати, взять брата за руку и запечатлеть поцелуй на лбу. Миссис Йорк смирилась с тем, что Луи порой оставался до самого вечера, а однажды даже пригласила его на ночь! Следующим утром она поднялась до рассвета, собственными руками разожгла кухонный очаг, приготовила братьям завтрак и сама же его подала. Величественно кутаясь в необъятный фланелевый халат, миссис Йорк умильно взирала из-под чепца, как они едят, – словно наседка за клюющими цыплятами. Впрочем, в тот же день она выбранила кухарку, дерзнувшую без позволения принести мистеру Муру тарелку каши, и горничную, которая нахально подала Луи сюртук и получила в ответ улыбку, доброе слово и шиллинг в придачу.
На другой день заявились две бледные взволнованные дамы, всячески умоляли пустить их к мистеру Муру. Миссис Йорк, разумеется, велела им убираться восвояси, в красках расписав вдобавок, что думает о подобном непристойном поведении.
А как же Гортензия Мур? Ее приняли неплохо. Семейство Мур, как ни странно, пришлось миссис Йорк по душе. Более того, с Гортензией они быстро нашли общий язык, часами обсуждая одну воистину неисчерпаемую тему: лень и вороватость прислуги, – благо, обе дамы к представителям низшего класса относились с одинаковым подозрением и судили их с равной строгостью. Вдобавок Гортензия не выказала ни малейшей ревности, позволив миссис Йорк и далее печься о Роберте. Себе же она нашла другое занятие – носиться по дому, присматривать за кухней, следить за горничными и вообще создавать всяческую суету.
Посетителей к больному они, сговорившись, не допускали. В общем, молодой фабрикант очутился едва ли не в темнице, куда под строжайшим надзором не проникал ни лучик света, ни свежий воздух.
Мистер Мактурк, хирург, чьим заботам поручили Мура, счел его ранение опасным, но не смертельным. Он хотел приставить к больному свою сиделку, однако миссис Йорк и Гортензия не желали ничего слушать. Они клятвенно заверили доктора, что будут следовать любым его рекомендациям, поэтому раненого оставили на их попечении.
Дамы трудились не покладая рук, но однажды все-таки недосмотрели. Повязки сползли, открылось сильное кровотечение. Послали за Мактурком, тот быстро приехал, едва не загнав коня. Увидав пациента, разразился витиеватой речью, которой не место на страницах этой книги. Хирург и в хорошем расположении духа бывал довольно резок, в скверном же настроении и вовсе одаривал оскорблениями будто цветами. Несколько бутонов из этого букета досталось мистеру Грейвзу, молодому ученику, который сопровождал хирурга во время его визитов, еще парочка полетели в другого джентльмена, прибывшего вместе с ними (как выяснилось позднее, сына Мактурка, до удивления походившего на отца), но самые пышные венки увенчали головы бестолковых дам – не только виновных в происшествии, но и всех рожденных на белом свете.
Хирург и его помощники провозились с Муром бóльшую часть ночи: заперлись в комнате, никого не пуская, жарко спорили и пререкались над измученным пациентом. Окружив кровать плотным заслоном, они не подпускали к раненому смерть. Битва вышла жаркой, длилась до самого рассвета, поскольку силы воюющих сторон были равны и обе жаждали победы.
Когда же поднялось солнце, хирург оставил пациента заботам Грейвза и младшего Мактурка, а сам отправился за подкреплением – лучшей своей сиделкой, миссис Хосфолл. Только ей он мог доверить Мура, однако даже эту опытную даму хирург засыпал строжайшими рекомендациями и много раз напомнил об ответственности, взваленной на ее плечи. Ношу эту она приняла бесстрастно, с невозмутимым видом заняв кресло около постели раненого. С той минуты в доме воцарился ее диктат.
У миссис Хосфолл имелось одно достоинство – врачебные рекомендации она блюла пуще церковных заповедей, в остальном не женщина, а дракон в юбке. Перед ней униженно склонились и Гортензия Мур, и миссис Йорк, невзирая на то что обе дамы были чрезвычайно высокого о себе мнения и не стеснялись лишний раз напомнить об этом. Однако даже они, устрашившись высокого роста и могучего сложения миссис Хосфолл, покорно отступили. Сиделка же не постеснялась захватить весь дом: когда ей наскучивало смотреть за раненым, она спускалась в гостиную, где выпивала по три бокала за раз и выкуривала по четыре трубки.
Теперь к Муру и вовсе нельзя было зайти, более того – домашние не решались лишний раз справиться о его здоровье. Миссис Хосфолл назначили его сиделкой, значит, только ей и дозволялось ухаживать за раненым. Семейство Йорк понемногу сходилось во мнении, что старается она чрезмерно и вот-вот уморит подопечного.
Каждое утро и каждый вечер заезжал мистер Мактурк. Теперь трудный пациент стал интересен ему вдвойне: на Мура он глядел как на неисправный часовой механизм – вот бы запустить его вновь, доказав свое умение! Грейвз же и юный Мактурк, единственные, кто допускался в спальню, уже размышляли, как будут препарировать бывшего пациента в анатомическом театре больницы Стилбро.