Кто-то идет! Скорее захлопнуть книгу и спрятать в сумку. Мартин прислушивается. Вот опять шуршит мертвый лист на лесной тропе. Мартин оглядывается. Через мгновение из-за деревьев выступает женщина. Это леди в темных шелках и под вуалью. Что делать ей здесь, в лесу, где бродят деревенские девушки по грибы и орехи? Дама приближается, и Мартин видит, что она не уродливая старуха. Напротив, нежданная гостья молодая, и черты лица под тонкой завесой вуали не лишены изящества и красоты. Странно, почему он прежде считал эту особу дурнушкой?
Она проходит мимо, ничего не сказав. Впрочем, Мартин не удивлен. Все женщины – спесивые кривляки, а Каролина Хелстоун – самая тщеславная кукла на свете. Однако не успела эта мысль пронестись у него в голове, как леди, отошедшая уже на пару шагов, возвращается, приподнимает вуаль и, взглянув на Мартина, тихо спрашивает:
– Простите, вы же сын мистера Йорка?
Посмей кто сказать, что при этих словах Мартин Йорк залился румянцем, он бы усмехнулся наглецу в лицо. Однако юноша действительно побагровел пуще свеклы.
– Да, – буркнул он, чтобы скрыть смущение.
Что вообще ей понадобилось?
– Вы, кажется, Мартин?
Девушка не могла придумать фразы удачнее. Простая реплика, безыскусная, робко произнесенная, прозвучала для мальчика слаще музыки.
Мартин был очень себялюбив, поэтому ему пришлось по душе, что дама не спутала его с братьями. Кроме того, как и отец, он не терпел церемоний и предпочитал простое обращение по имени. Вздумай девушка назвать его мистером или мастером, навсегда утратила бы его благосклонность. Впрочем, прояви она снисходительную фамильярность, это оказалось бы еще хуже, а вот смущенное застенчивое «вы» прозвучало из ее уст совершенно уместно.
– Да, я Мартин, – ответил он.
– Как поживают ваши родители?
Хорошо, что она не назвала их матерью и отцом! Это бы все испортило!
– И Роза с Джесси? – добавила Каролина.
– Все здравствуют.
– А моя кузина Гортензия еще в Брайрменсе?
– Да.
Мартин скорчил гримасу и застонал. Леди тоже смущенно улыбнулась: вероятно, понимала, какой видят Гортензию младшие Йорки.
– Ваша мама живет с ней в согласии?
– Они вдвоем так дружно бранят слуг, что ладят лучше сестер.
– Нынче холодно, не находите?
– А почему вы гуляете так поздно?
– Увы, я заплутала в этом лесу…
Наконец-то Мартину выпал шанс разразиться саркастичным смешком.
– Надо же, заплутать в дремучих лесах близ Брайрменса! Боюсь, вам в жизни не сыскать обратной дороги.
– Я никогда не бывала здесь прежде, и, кажется, забрела в чужие земли. Если хотите, Мартин, можете обо мне донести, пусть с меня возьмут штраф. Это ведь земли вашего отца?
– Да, насколько мне известно. Ладно, раз вы столь беспомощны, что сумели заблудиться, так и быть – выведу вас на верный путь.
– Не утруждайтесь, я уже нашла тропку и выберусь сама. Скажите, Мартин, а как здоровье мистера Мура? – вдруг добавила она.
До Мартина доходили кое-какие сплетни. Было бы забавно убедиться, правдивы ли они.
– Увы, дни его сочтены. Хирург бессилен. Сказал, надежды более не осталось…
Каролина откинула вуаль и заглянула ему в лицо:
– Не осталось?
– Да. Все из-за женщин – моей матери и прочих. Они плохо затянули Муру повязки, и тот истек кровью. Без них, может, и выздоровел бы. Слышал, их вот-вот арестуют, приговорят и сошлют в Австралию или еще куда подальше.
Напрасно он упражнялся в красноречии: Каролина его не слышала. Она застыла, а потом, не говоря ни слова, ничего не спрашивая и даже не прощаясь, шагнула вперед. Кажется, шутка вышла не такой уж забавной. Мартин ожидал чего-то более драматичного: заламывания рук, истошных рыданий… В общем, ради такого унылого спектакля не стоило пугать девушку. Он окликнул Каролину:
– Мисс Хелстоун!
Она не услышала, не обернулась. Мартин поспешил вслед за ней.
– Подождите. Вас так огорчили мои слова?
– Вы ничего не знаете о смерти, Мартин; вы слишком юны, чтобы я смела говорить с вами на подобные темы.
– И вы мне поверили? Это же шутка. Мур ест за троих. Его по пять раз на дню пичкают разносолами вроде саго или тапиоки. Как ни зайдешь в кухню, вечно на очаге томится горшок с чем-нибудь вкусным. Уже и сам подумываю притвориться раненым, чтобы и меня подкормили заодно.
– Мартин! Мартин! – Каролина остановилась. Голос у нее задрожал: – Мартин, как вы могли… Вы едва не убили меня.
И снова она застыла, оперевшись на дерево и сотрясаясь всем телом, бледная будто смерть.
Мартин разглядывал ее с любопытством. С одной стороны, в своей выходке он не видел ничего постыдного: всего-то подшутил, заодно выведал кое-что интересное, а чужие тайны всегда приносили Мартину много радости. С другой стороны, он вновь испытал то забытое чувство, которое охватило его при виде черного дрозда, плачущего над гнездом, где лежали раздавленные камнем птенцы. И ощущение это был не из приятных.
Так и не подобрав достойных слов для утешения, он сделал первое, что пришло в голову: улыбнулся. Задорная улыбка преобразила худое мальчишечье лицо.
– Эврика! – воскликнул он. – Сейчас все устроим. Мисс Каролина, вам уже лучше? Тогда идемте.