Шесть граней жизни. Повесть о чутком доме и о природе, полной множества языков

Примерно так же обстояло дело с клетками каждого органа. Открыв глаза, я вновь запускала огромную систему взаимодействий. Каждую секунду сто двадцать пять миллионов светочувствительных клеток моей сетчатки посылали в мозг новые импульсы. А там десять миллиардов мозговых клеток складывали из этих фрагментов пазл и в свою очередь посылали импульсы к моим шестистам сорока мускулам.

Повсюду астрономические цифры. В чем суть этих несчетных количеств? Ведь они должны иметь какой-то смысл. К тому же микроскопические частицы состоят из еще меньших миров, поскольку клетки построены из атомов. Однако самое непостижимое – тот факт, что всё это большей частью состоит из пустоты, как и космос. Если сжать электроны моих клеток, остаток меня будет размером примерно с муравья.

Каким же образом все неисчислимые крохотные частицы со своим внутренним пространством создают картину мира? Может, муравьи подскажут? Они по-прежнему ползли по стене, а я взвешивала на ладони маленькую флешку. На ней были записаны полуготовые рукописи нескольких книг и множество фактов. Если микрочипы вмещают столько информации, то нечто подобное, возможно, существует и в муравьиных мозгах?

Конечно, тут есть важные отличия. В противоположность компьютерному миру химия муравьев, как и химия всякой жизни, основана на углероде. Взаимодействие муравьев программируется отнюдь не извне, но возникает внутри них самих, и их связи протягиваются к другим жизням. Тем не менее компьютерщики начали использовать общественных насекомых как модели самоорганизующихся систем. Ведь и в информатике ничего не говорящие единицы и нули сообща создают быструю и сложную информацию.

Объяснение заключено в своего рода запрограммированных способах решения, или алгоритмах. Наверно, подобным же образом дело обстоит в моем мозгу и уж наверняка в муравьином обществе. Там каждая особь принимает простое решение, не имея представления о проблеме в целом. Зачастую оно принимается с учетом поведения соседей: например, если от источника пищи идет много муравьев, то этот источник, по всей видимости, богатый. Если множество мелких локальных решений суммируется, результат получается намного больше каждого отдельного вклада. Ограниченность каждого муравья, по сути, оказывается преимуществом, ведь если кто-либо станет вести себя своенравно, он подвергнет риску всё общество.

В подобном стайном разуме не требуется централизованное принятие решений. В точности как клетки, муравьи демонстрируют, что нечто сложное создается взаимодействием мелких деталей. Подобно тому как тысяча больше десятка, множество ценно само по себе, поскольку общая сумма может образовывать статистическую модель.

Среди тех, кто изучал этот феномен, был кузен Дарвина – Фрэнсис Гальтон. Он любил собирать информацию из таких разных областей, как антропология и статистика, и порой усматривал там любопытные взаимосвязи. В 1906 году он отметил, что восемьсот посетителей рынка сообща сумели угадать вес быка, хотя по отдельности никто даже близко не подошел к фактической цифре. Одни слишком завышали ее, другие слишком занижали, однако среднее арифметическое дало искомую цифру. Будь их меньше, ничего бы не вышло.

Значит, новые качества могут создаваться посредством количеств и масс? Осмыслить трудновато. Я принадлежу к индивидуалистической культуре и не один год посвятила изучению новаторских личностей Возрождения. С другой стороны, я писала и книги об условиях творчества и потому знаю, что никакое новшество невозможно без миллионов муравьиных шажков, сделанных тысячами других людей. Нередко как раз множество анонимных взносов создавало новые обстоятельства. И примерно так же мои мозговые клетки сообща создают картину мира. Когда достаточно много фрагментов пазла лежит на своих местах, угадывается рисунок. Это может произойти внезапно, и тогда в искусстве и науке результат обычно связывают с теми, кто заметил это первым. Но основу долго закладывали несчетные безымянные индивиды. Вместе они создали предпосылки для новшества, которое лишь ожидало, когда всё сведется воедино.

Впрочем, и вышесказанное, по сути, не новость. Еще Аристотель заметил, что сложные модели могут формироваться в ходе координации простых структур или значений. Теперь это свойство называется эмергентностью и считается основополагающим для жизни. Атомы сообща образуют молекулы; белковые молекулы, определенным образом упорядоченные, образуют живые клетки; клетки, определенным образом упорядоченные, образуют органы; органы, в свою очередь упорядоченные, образуют организмы, а организмы образуют общества. Так продолжается повсюду в сфере жизни, где все части соединены друг с другом и сообща постоянно образуют новые модели. Строительство идет снизу или изнутри, но не сверху.