Шесть рассказов

«Коль скоро целеустремленная воля выходит на путь блужданий, она себя унижает, низводит с вершины духа и делается заурядной. В тот миг обладатель воли не ведает, что в душе его буйствуют три отравы и пять прихотей: смертоубийство, алчность, воровство, прелюбодеяние, двуличие, сквернословие, злоязычие и ложь. Демоны эти губят сопротивление воли, и вот ее обладатель уже погружается в бездну, завидуя, ревнуя и возжаждавши...»

Еще в университете Манабэ изучил заветы третьего ученика Мусококуси, старца-монаха секты Дзен, и с тех пор постоянно помнит о них.

«...жестоко порвать с привязанностями, всей силой воли стремиться к познанию светлой истины — в этом высшая участь; быть слабым в совершенствовании, без жара любить науку — в этом средняя участь; но тот, кто сам затемняет сияние личного духа и полагается лишь на мысли и изречения великих апостолов древности, — тот выбрал низшую участь».

Да, конечно, здесь фронт, но щепетильный Манабэ не может, не имеет права оплачивать любовь Тамаэ, как это делают другие, оплачивая любовь ее подруг. Сколько раз он с тревогой спрашивал себя: а правильны ли нынешние, мучительные для него отношения с Тамаэ? И сам отвечал: какая же разница, все самообман, он и так заслоняет сияние своего духа. Да и фронт не шутка, и вдвойне осмотрительно нужно вести себя здесь, где на тебя устремлены бесчисленные глаза соотечественников. И потом — что скрывать, бывший студент Манабэ может рассчитывать на неплохую карьеру, если ему не помешает какой-нибудь необдуманный, глупый поступок.

Но все-таки в тоскливые ночи на чужбине какое утешение слушать этот только ему предназначенный шепот, сладкие нежные слова, слетающие с губ женщины!

В одной квартире с Манабэ живет молодой человек, недавно женившийся. Каждый день он пишет письма жене, это заменяет ему дневник, и Манабэ ловит себя на том, что завидует чистоте его тоски. Пока армия наступает, ей некогда думать о чем-либо другом, кроме своего продвижения. Но вот местность занята, армия остановилась, и ее прославленная дисциплина начинает терять устойчивость, рушится под натиском соблазнов мирной жизни. И чем прочнее этот мир, тем неустойчивей дисциплина в остановившихся полках.

Примерно то же произошло и с Манабэ. В горячке работы, когда он восстанавливал только что захваченные копи, для него не существовало ничего, кроме дела. Он трудился без устали, не жалея ни сил, ни даже жизни. Но когда работа на копях была налажена и труд его дал реальные результаты, Манабэ затосковал. Скука начала угнетать. Он ловил себя на том, что чересчур уж внимательно разглядывает фигуру проходящей мимо служанки родом из племени дайа, очень похожей на японку; или неожиданно замечал, что ищет глазами среди малаек и яванок, промывающих песок на копях, женщин с красивыми фигурами, и краснел от собственных желаний.

Нельзя сказать, чтобы у него было мало работы. Армии для технических надобностей требовалось много алмазов, и это создавало на приисках напряженную обстановку, но Манабэ не переставал размышлять о своем. Чистый блеск алмазов, игра света на их гранях постоянно напоминали ему о нежности женской кожи. Ему не хотелось думать о технической пользе алмазов, о том, в каких механизмах и как они используются. Гораздо приятнее было представлять себе эти сверкающие камни в виде украшений на груди и руках красивых женщин.

Непрерывно трудились десятки тысяч рабочих, и вот из песка, как звезды на куполе неба, постепенно появлялись пылающие камни всевозможных оттенков: желтого, голубого, лилового и розового. И эти ослепительные кристаллы, добываемые с таким трудом, безжалостно поглощались военной промышленностью. И бесследно исчезала, растворялась в кровавой росе фронта романтическая красота алмазного камня, лишь только он расставался с копями. Прелесть его становилась эфемерной, подобно огненному метеору, падающему на землю черным, обгоревшим комком.

Однажды Манабэ послал жене великолепный голубой алмаз. Вскоре он получил от нее письмо, неприятно противоречившее его собственным чувствам и мыслям. «Присланный Вами алмаз, — писала жена, — я через несколько дней пожертвовала в фонд обороны, после чего преисполнилась чувством честно выполненного патриотического долга. Похвалите же меня за то, что я не обманула Ваших ожиданий!»

Самодовольная тупость жены рассердила Манабэ. Тем более что камень был очень хорош и он не рассчитывал найти еще один такой. Но он пожалел и жену, так банально распорядившуюся необычайным кристаллом, будто это было что-то вроде типографской литеры, какую можно употребить с пользой для дела.

Нет, японские женщины не понимают ни истинной красоты драгоценных камней, ни их ценности. Наверно, им страшно увидеть сверкающие алмазы на своих огрубевших от постоянной работы руках. Такие женщины напоминали Манабэ воителя, который на чужой земле устанавливает свою тиранию и презирает завоеванный народ, в ослеплении не видя его достоинств и надменно именуя его стадом.