Когда-то в молодости Кин прельщали только деньги, все остальное отступало на второй план. Теперь же, вынырнув из волн чудовищной войны и чувствуя дыхание старости, Кин преследовала неотвязная мысль — как безнадежно пуста ее одинокая жизнь. С возрастом ее красота понемногу менялась, иным становился и ее стиль. Одеваться ярко? О нет, таких оплошностей она не допускала. Благоразумная пятидесятилетняя женщина, умеющая отличить дурной вкус от хорошего, никогда не украсит дряблую грудь ожерельем. Не наденет она ни клетчатой юбки, которая по яркости своей годится лишь на купальный халат, ни свободной блузки из белого шелка, ни широкополой шляпы, назначение которой— скрывать морщины на лбу. Такие жалкие приемы Кин претили. И пошлые уловки проституток — расцвечивать свой бедный наряд алым цветом— терпеть не могла.
Не носила она никогда и европейского платья. На белый нижний воротничок из шелкового крепа она надевала авасэ 19
из темно-синей ткани и бледно-кремовый с белой полоской оби 20. Мягкий голубой пояс обиатэ, надеваемый под оби, чтобы поддерживать грудь, должен был оставаться, конечно, невидимым.Придав таким образом груди округлость и нужную высоту, она плотно обматывала несколько раз живот и бедра большим куском ткани — «поясом щегольства», а сзади подкладывала подушечку из тонкого слоя шелковой ваты. До этого ухищрения европейских модниц она додумалась сама. Волосы она пока не красила раньше они у нее были иссиня-черными, а теперь, прежде чем поседеть, приняли рыжеватый оттенок. Это ей шло. Высокая ростом, Кин носила коротковатые кимоно, до щиколоток — не ниже. Тогда складки на нем лежали аккуратно, а подол не грязнился. Перед свиданием х мужчиной она непременно приводила себя в порядок вот так, со скромною простотой, под которой таилась многолетняя опытность. Потом перед зеркалом она выпивала чашечку холодного сакэ, а чтобы не отдавало вином, никогда не забывала тщательно прополоскать горло и почистить зубы. Умеренная доза сакэ преображала лицо лучше всяких косметических средств: большие глаза увлажнялись, блестели, а кожа вокруг них приобретала розовый оттенок. И лицо, поблескивая от крема, разбавленного глицерином, свежело так удивительно, будто жило новой жизнью.
На губы накладывался тонкий слой помады: алый цвет допускался лишь здесь. Ногти Кин не красила никогда, тем более теперь: постаревшие руки с красными ногтями выглядят смешно. Кин стригла ногти коротко и старательно полировала их замшей. Она любила, чтобы цвет дзюбана 21
, видного из-под коротких рукавов авасэ, был не броским. И оби она носила бледных оттенков — розовых или голубых. Острые, сладкие духи она втирала только в плечи и в полные руки, но никогда не душила лица. Кин делала все возможное, чтобы оставаться обаятельной женщиной. Как ужасно превратиться в неряшливую старуху, тогда уж лучше умереть.Кин любила эту песенку: говорят, ее пела одна знаменитая актриса. Да, от одной мысли — жить без мужчин — по телу пробегает дрожь. Кин рассеянно . глядит на великолепные чайные розы — подарок Итадани, и прошлое невольно встает в памяти. Все меняется, проходит — и нравы, и наслаждения, и вкусы. Наблюдать это даже любопытно. Когда Кин спала одна и ей случалось среди ночи проснуться, она иногда неторопливо, по пальцам пересчитывала мужчин, которым дарила свою любовь. Этот, потом тот... ах, да, еще этот!.. С ним она встречалась раньше... или позднее? А когда она с ним рассталась? И от этих воспоминаний, от монотонной -песни чисел на душу ложится неясная дымка. Вспоминались расставания печальные — и тогда на ее глаза набегали слезы. И Кин любила вспоминать только счастливые мгновения. Совсем как в прочитанной когда-то «Исэ Моноготар-и»: «Жил он когда-то давным-давно»... И потому ли, что подобные воспоминания наполняли ее душу отрадой, было приятно сквозь дремоту перебирать былое в памяти.
Телефонный звонок Табэ был неожиданностью. Казалось, она глотнула крепкого вина. Табэ, конечно, решил прийти, лишь повинуясь власти воспоминаний да любопытству: осталось ли в ней что-либо от прежнего. А может, хочет насладиться последним теплом, исходящим от пожарища былой любви? Нельзя допустить, чтобы он печально вздохнул при виде заросших бурьяном руин. Он не должен заметить в ней никаких перемен! Самым лучшим, пожалуй, будет атмосфера дружественной теплоты, игра сменяющихся оттенков сердечности, интимность, ограниченная дружелюбием. Надо сделать так, чтобы у него осталось ощущение: да, эта женщина, моя женщина, была красавицей.
Закончив туалет, Кин долго смотрелась в трюмо: так проверяет себя актриса перед выходом на сцену... Когда она перешла в столовую, ужин был уже подан. Усевшись напротив служанки, Кин отведала бульона, потом соленой морской капусты с ячменной кашей и, разбив яйцо, выпила желток. Еслц