Я ждал, и спокойствие возвращалось ко мне. Мне не нужно было вставать и принимать боевую стойку, чтобы поразить его: я владел «иаи» — самурайским искусством сидячего фехтования, позволяющим пустить оружие в ход прежде, чем враг только обозначит свои вражьи намерения, незаменимым в дворцовых заговорах и вероломных покушениях. (Не я, конечно: это пройдоха-Змиулан владел. Но как разобрать, кто из нас сидел сейчас, насторожась, в пустой тёмной лачуге?..) И мой гузуаг был наготове.
Но зачем мне гузуаг?
Едва он приблизился ко мне, как я сгрёб его за лохмотья и подтянул к себе вплотную. Он зарычал диким зверем — я ощерился тоже.
И тогда он разглядел меня в деталях.
Я с мрачным торжеством наблюдал, как наглая уверенность сползала с него, будто сухая кожа с линяющей гадюки, а на её место заступал ужас. «Ниллган…» — сорвалось с посеревших губ. Выждав ещё немного, я коротко и тяжко двинул головой в его перекошенную морду. А когда он, клокоча и булькая, уже падал, я достал его ногой. Просто пнул, как собаку.
— Свет!
В ладонях девушки ожил тусклый фитилёк.
Вургр был оглушён. Я перевалил его на спину. Бледное худое лицо. Страдальчески смежённые прозрачные веки, из-под которых пробивалось слабое свечение. Странно знакомые черты — я только недавно научился различать зигганов по внешности. На лице — та же печать обречённости, что и у дочери гончара. Каждый обречён играть свою роль. Вургр — леденить души людей, девушка — ждать скорой смерти… На жилистой, грязной шее кровососа я увидел странный шрам — силуэт бабочки с распростёртыми крыльями.
И этот малахольный урод застремал весь город?!
— Убей меня, — просипел вургр. — Ты должен меня убить. Всё равно теперь я умру. Ведь ты не станешь поить меня своей кровью…
— Посмотрим, — сказал я. — Вставай, уйдём отсюда. Ты мне нужен живым.
— Никуда я не пойду. Я голоден. Мне нужно насытиться… либо умереть.
Я протянул руку и взял с полки чудом оставшуюся от погрома глиняную плошку. Не отрывая взгляда от дёргающегося лица вургра, провёл лезвием меча по руке. Слабая струйка крови стекла в плошку. Донорская доза…
— Говори, — приказал я ему.
Девушка безмолвно раскачивалась из стороны в сторону, широко распахнув мерцающие глаза и бормоча свои заклинания. Как сомнамбула. Вургр не смотрел на неё. Он видел только плошку с моей кровью.
— Что ты намерен от меня услышать? — Его лицо исказилось в гнусной ухмылке. — Я знаю, кто ты. Змиулан, новый царский гузнолиз. Даже мертвецы лижут гузно потомкам Гзуогуама Проклятого… Заклинаниями вас вызывают из праха, вы не люди. Как и мы. Глиняные ярмарочные куклы, которыми из-за ширмы вертят жрецы… Всё зиждется на колдовстве, вся власть Луолруйгюнра, будь он проклят перед престолом Эрруйема… Я не родился вургром. Если хочешь знать, я прихожусь юйрзеогру братом! Ты уже заметил: мы похожи. Мы просто разной масти: он — белый, значит — Солнцеликий, а я чёрный… если меня отмыть… значит — Темнозадый… Нашему отцу нравилось, когда женщины рожали от него. Он крыл подряд всех коров и ослиц империи, чтобы Земля Света знала его мужскую силу. Одна из ослиц родила меня. Но я не стал юруйагом… я скрылся. Мне нужен был Эйолияме, ни больше и ни меньше. Оставалась самая малость: отрезать Луолруйгюнру голову и швырнуть её к ногам жрецов. И я почти сделал это! Но ниллган опередил меня… Я не был убит. Наоборот: погиб сам ниллган. Кто-то хотел, чтобы я достиг своей цели, да только не помог мне в последнюю минуту. Знать бы, кто… Он убил ниллгана, рассёк его пополам, как тыкву. А я угодил в темницы Эйолудзугга. Лучше бы им растоптать меня, сжечь заживо, разрезать на кусочки!.. Они придумали лучше: они призвали из тьмы огромного вауу, и тот поцеловал меня в шею… — Вургр ткнул грязным пальцем в «бабочку». — Но я не мертвец, как ты! Я человек, я такой же, как они… которые меня боятся, будто я бешеный уэггд… трусливые кувшины с говном… А я всё помню, я думаю этой паршивой головой, я всё тот же… но меня превратили в чудовище, и нет пути назад, впереди только смерть… потому что одна-единственная ночь, когда я не утолю свой голод, — и всё!..
— Кто натравил на тебя вауу?
— Как кто?! — Вургр захихикал. — Разве много в империи людей, способных заклинать этих гадин? Только один, Дзеолл-Гуадз… Он же и вышвырнул меня в ночь, когда всё свершилось.
— А юйрзеогр?
— При чём тут юйрзеогр! Он — дурак, дитя. Им вертят все, кому не лень. Такая же кукла, как и мы с тобой.
— Кто способен обращаться с юйрзеогром, как с куклой?
— Если бы я знал! Я начал бы с него. Даже сейчас — сейчас было бы ещё лучше. Выпил бы его… как флягу вина! Может быть, Дзеолл-Гуадз? Или тот, кто убил ниллгана?
Я сунул ему плошку. Он принял её, словно снятую со взвода гранату. Нет, будет точнее сказать — как ядовитую змею.
— Зачем это? — спросил он. — Что ты затеваешь?
— Не твоё дело, — сказал я и отвернулся.