Шествие динозавров

Зачем мне это надо? Зачем, Господи? Ведь любопытство не входит в число семи наказуемых Тобой смертных грехов! Или я что-то прозевал?

Не надо мне ваших приключений. Ничего не надо. Просто отпустите меня домой. Маришка, я хочу к тебе!

Мой меч валяется на полу. Ничего не стоит вытянуть руку и подхватить его.

И что я буду делать с ним дальше? Зарежусь на глазах у гогочущей публики?

Тварь я дрожащая или право, блин, имею?!

Лучше умереть стоя, чем жить в коленно-локтевой позе!..

И прочая хрень.

Хватаю меч, змеёй выворачиваюсь из-под ноги мастера и вонзаю оружие ему в задницу.

Ланспасады, сволочи, делают общий выдох.

Мастер с неподобающим его статусу криком «ы-ы-ыыы!!!» бегает вокруг меня, держась за афедрон.

Ну, в общем, меч не такой уж и острый…

Я сижу, подобрав под себя ноги. Как говорил Михал Михалыч, который Зощенко — держусь индифферентно, валяю ваньку.

— Никогда, никогда, — и в этой ситуации умудряется поучать аудиторию мастер Цхай, перемежая свои рацеи всё там же низменным «ы-ыы…», — никогда не оставляйте в живых поверженного засранца… в особенности когда он такой засранец! Чтобы не получить мечом в жопу… ы-ы-ыыы!!!

Самое приятное происходит, когда свербёж в его пораненной заднице немного отступает.

Мастер Цхай поднимает всех на ноги. Величественным жестом приглашает меня выйти из строя. «Убьёт, — мелькает в моей голове. — Или, что во стократ страшнее, заставит двести раз отжаться!»

Вместо наказания мастер низко кланяется мне.

— Благодарю за науку, господин Змиулан, — говорит он. — Гордыня — один из семи христианских смертных грехов…

Ну, ты, Господи, шутник. Оказывается, ты его хотел наказать, а не меня…

Я вершу ответный поклон, ощущая себя воздушным шариком, который сейчас лопнет от вышеупомянутого смертного греха.

Далее следуют: явара — искусство наносить повреждения голыми руками, ногами и головой; набившее оскомину каратэ — то же самое, но без захватов и бросков; более экзотическое айкидо — мне нравится; и совсем уж диковинная капоэйра — мне активно не нравится, никогда не любил акробатику…

— Выполняй! — приказывает мастер Аминов.

Передо мной — дюймовая доска. Нормальное, гладко оструганное дерево. Я различаю каждый слой, каждую заусеницу, каждый сучок. Я не должен ненавидеть эту доску, не должен воспринимать её как своего злейшего врага. Я должен просто разбить её. Левым кулаком.

Зачем мне всё это… впрочем, я уже задавал себе этот вопрос и не получил вразумительного ответа.

Кулак медленно, преодолевая сопротивление воздуха, который делается вдруг упругим и вязким, как вода, борясь с сопротивлением отстающих от движения костей и мышц руки, идёт вперёд. Как баллистическая ракета из шахты.

Я не чувствую боли. Я не чувствую доски. Я не чувствую ничего.

Кулак проходит сквозь дерево, как сквозь тугой воздух, и останавливается, когда руке больше некуда тянуться.

Я только что разнёс вдребезги кусок добротного дерева левым кулаком.

— Следующий! — слышу я голос мастера Аминова.

Отхожу в сторону, как сомнамбула.

Это сделал не я… не совсем я.

Мне не дают опомниться и как следует осмыслить происходящее.

Чтобы закрепить во мне веру в собственные силы, мастер Аминов приглашает учеников из числа сотрудников Центра напасть на меня. По двое, по трое. Вдесятером. Пересмеиваясь, делая воинственные жесты и корча зверские гримасы, на меня надвигается толпа программистов и бухгалтеров. Ничего нет проще, как сражаться с толпой. Им нечего мне противопоставить, кроме дебета-кредита и кобола-фортрана. Они больше мешают друг другу, чем угрожают мне. Едва начинается схватка, я сразу же угадываю наперёд их намерения и вижу, как мне с ними совладать. Я выдёргиваю из оравы одного за другим и укладываю наземь, как снопы. От переломов, даже от синяков моих противников оберегает лишь то, что я сдерживаю свои контратаки. Честно говоря, не знаю пределов этой пробудившейся во мне силы. Ни разу ещё не бил в полную руку. Здесь нужна злость. Откуда её почерпнуть? Нет у меня злости на незнакомых, ничего дурного мне не сделавших моих потомков. Да и вообще, трудно это — бить человека. Не умею.

— Рожу, рожу опять забыл! — сетует мастер. — Ну кто же с такой душевной, интеллигентской рожей даёт сдачи? Кто поверит, что у тебя есть боевые навыки и намерение дать агрессивный отпор?! Рожа, запомни, Змиулан, запомните все, должна быть самоуверенной и наглой! Никакой доброты, никакого гуманизма, никакого человеколюбия… никаких иллюзий у противника! Наглая, безобразно наглая харя — вот что должно у вас быть, вместо ваших девичьих мордашек!..

Что ещё? Дзё дзюцу — фехтование на ошипованных дубинках. Хасами-дзюцу — употребление ножниц и прочих маникюрных принадлежностей для причинения ущерба здоровью противника. Камисори-ваза — фехтование бритвой… Положительно, эти японцы готовы убивать всем, что под руку попадёт!