Школьники

Особенно умильно просили девчонки, гладили Марье Петровне руки и платье. Мы, мальчики, держали себя спокойнее, потому что уже чувствовалось, что она как будто соглашается.

Уж не знаю, что подействовало на Марью Петровну — наши просьбы или то, что мы ее так стиснули, что ей и выбраться нельзя было, но только под конец она сказала, что хотя решили нас не брать, но так и быть — мы пойдем не надолго.

— Но только помните, никаких историй. Соберитесь к девяти в школе и ведите себя хорошо.

— Идем, идем! — раздались голоса.

Ребята радовались и шумели. Тут же на радостях Бранд да и еще кое-кто угостили своих товарищей пинками и толчками, Рейзина Бранд дернул за волосы. Орлов сорвал у какой-то девчонки ленточку. Но теперь никто не обращал на это внимания. Пошумели и разошлись.

Седьмого ноября утром, к девяти, мы пришли в школу. Погода была не плохая. Солнца, правда, не было, но от легкого морозца было весело. На лужах лежал тонкий ледок.

По улицам ходило множество народа, двигались процессии, гремела музыка.

Вскоре пришла Марья Петровна, и мы пошли. Все было очень хорошо. Но ведь этот Бранд должен испортить всем удовольствие.

Когда мы выходили со двора, он нагнулся, сгреб с замерзшей лужи ледок, сжал в руке полную горсть его и быстро засунул Рейзину за воротник.

— Что ты делаешь, Бранд? — зашипел Саша, увидав эту проделку. После, когда он рассказал мне, что сделал Бранд, он добавил, что боялся кричать об этом громко, так как Марья Петровна услышала бы и отправила бы нас по домам.

Я стоял в паре с Сашей, услышал его шопот и посмотрел на Рейзина. Он был весь синий и дрожал. В глазах его стояли слезы. Потом оказалось, что он тоже боялся кричать, боялся, чтобы не услышала Марья Петровна. Уж очень всем хотелось пойти на торжества.

Хаим оттолкнул Бранда и своей слабой рукой ударил его по руке.

Бранд, конечно, так этого не оставил. Он тоже толкнул и ударил Хаима.

Потом мы пошли.

Хаим и Зархи шли через пару впереди нас, и я все время вытягивал голову и смотрел на Рейзина. Ему было, видно, очень неприятно, так как он все время ежился и жался. Я подумал, как, должно быть, нехорошо ему стало, когда ледок растаял и вода холодными струйками потекла по его спине.

Мы шли по всем главным улицам. Было очень интересно и весело. Из деревень понаехало множество крестьянских подвод. Несмотря на позднюю осень, они были украшены снопами, а крестьяне разодеты в праздничные костюмы. На автомобилях ехали всякие маски: Чемберлен и разные генералы и буржуи. Музыка гремела не переставая.

Мы дошли до небольшой площади и остановились на углу. Отсюда было хорошо все видно. Ребята становились на цыпочки, тянулись кверху, толкали друг друга, чтобы лучше увидеть. Все раскраснелись, развеселились. Когда все кричали "ура", мы тоже орали громкими голосами "ура".

Некоторые из ребят снимали шапки и бросали кверху.

— Ура! — орали мы, — ура!

— Наденьте шапки и не смейте их снимать: простудитесь, — сказала Марья Петровна.

Я стоял в передних рядах, потому что я небольшого роста. При этих же словах я обернулся и посмотрел на ребят. И тут мне опять бросился в глаза Хаим Рейзин.

Его губы стали синие-синие и как-то прыгали. Он все засовывал руки в рукава своего пальто и ежился. Видно, ему было очень холодно. Когда мы посмотрели друг на друга, он печально улыбнулся, а мне стало вдруг жалко его. Я даже подумал, что надо сказать Марье Петровне, чтобы она посмотрела на Рейзина, но в это время проезжали ребята из детдома на трех автомобилях, потом опять маски, я засмотрелся и забыл.

Мы были на параде не очень долго.

— Вы замерзнете, пойдем домой, — сказала Марья Петровна.

— Марья Петровна, еще, еще немножко, — стали просить мы. Но она не согласилась, и мы пошли домой.

На другой день Рейзин не пришел в школу. А еще через два дня мы узнали, что он заболел воспалением легких.

Простудился еще кое-кто из ребят, но не серьезно.

Оказывается, — это рассказал Зархи со слов матери Хаима, — он в то утро уже чувствовал себя нездоровым. Мать уговаривала его остаться дома, но он во что бы то ни стало хотел пойти. Зархи говорит, что когда Хаим рассказал доктору историю со льдом, доктор был очень возмущен и сказал, что болезнь не была бы так серьезна, если бы не этот несчастный случай.

Вчера мать Рейзина приходила к Петрону. Она маленькая, худенькая, и, так же как и Рейзин, вся покрыта веснушками.

Кто-то из ребят говорил, что у Петрона она плакала.

После ее ухода Петрон влетел к нам в класс страшно злой.

— Бранд! — закричал он еще с порога: — сию минуту собирай свои книжки и убирайся домой. Твои выходки перешли все возможное. Что сделал ты с Рейзиным?

Бранд встал и пробормотал:

— Я ничего не делал. — На Петрона он при этом не смотрел.

Мы все обернулись и смотрели на Бранда.

— Как не делал?! — закричал Петрон. Обычно он говорит тихо, даже когда сердится. Но на этот раз он кричал.

— Кто стоял возле Рейзина? — спросил он у Марьи Петровны.

Марья Петровна указала на Сашу, меня и еще кого то из ребят.

— Чевич, видел ты, как Бранд сыпал Рейзину лед за воротник? — строго спросил Петрон у Саши.