Школьники

Саша поднялся; он был бледный, глаза у него горели. У меня захватило дыхание от волнения. — Что скажет Саша? Ведь у нас нельзя выдавать. Но ведь Бранд такой негодяй.

Саша все стоял и молчал. Я только мельком взглянул на него и опустил голову. Саша стал желтый, как воск. Мне страшно было смотреть на него. И потом я подумал, что сейчас вслед за ним спросят и меня.

Прошла, может, одна минута, а мне казалось, что уже много времени прошло. В классе стояла тишина, как будто он был пустой. И вдруг Саша тихим, каким-то особенным голосом, проговорил:

— Видел…

В классе как будто пчелы загудели. Потом опять стало тихо. Я мельком взглянул на Сашу. Он покраснел и сел на свое место.

— Так, — проговорил Петрон. — Уходи, Бранд. О тебе будет разговор на совете. Пусть придет твой отец, а ты не приходи.

Бранд медленно собирал книжки. Потом встал и, ни на кого не глядя, вышел из класса. Вслед за ним вышел и Петрон.

Марья Петровна начала урок, но учились мы очень плохо.

Только прозвенел звонок, в классе у нас началось что-то невообразимое.

— Ябеда, доносчик, ябеда! — орали приятели Бранда, Пирогов и Герасимов, — доносчик! Исключить его из нашей группы! — кричали они дикими голосами.

В это время в класс вбежал Шульц.

— Ребята! — закричал Шульц. — Чевичу объявить бойкот. Бойкот! Никто из нас не будет с ним здороваться и разговаривать. Я думаю, что все, даже кто не любит Бранда, согласятся с тем, что доносчик не может быть нашим товарищем! — громким голосом кричал Шульц. Я заметил в это время, что многие из ребят, даже не любивших Бранда, были против Саши. Они не кричали, но стояли группами в два-три человека и возмущенно о чем-то говорили. Они были красны и поворачивались к Саше спинами.

А Саша стоял, белый, как бумага, глаза у него горели, будто кто-то держал там два зажженных фонарика, и вызывающе смотрел на ребят. Голова его была откинута назад… Мне он показался в ту минуту героем. Я обернулся и посмотрел, не подойдет-ли кто-нибудь к Саше, чтобы стать на его сторону, но ребята все были против него.

Тогда я подошел к Саше, тронул его за локоть и сказал: — Плюнь, Саша, пойдем в коридор.

Он посмотрел на меня своими горящими глазами и ничего не сказал.

В классе все еще стоял дикий гул. Пирогов и Герасимов подошли близко к Сашей кричали ему в лицо:

— Доносчик, предатель! Товарища своего выдал. Сволочь, мы тебе бойкот объявляем.

Я думал, что Саша заплачет, и у самого у меня в носу щипало. Но Саша и не думал плакать. Он не спускал глаз с ребят… Тогда я бросился к Герасимову и закричал:

— Пошел вон… Вы дураки…

В это время на пороге показался Иванов.

— Гриша, Гриша, — закричал я — где ты был?

— Да в чем дело? — спросил он спокойно.

Он минутку как будто вглядывался во все своими смеющимися глазами, потом стал у стола Марьи Петровны и громко стукнул ладонью по столу.

Все обернулись в его сторону и затихли.

— Вы идиоты! — сказал он громко.

Ребята зашумели опять…

Но недаром Иванов был помощником вожатого в их отряде. Он умел как-то так сделать, чтобы ребята его слушали.

— Каких-то два идиота предлагают объявить Чевичу бойкот, называют его доносчиком, и вы уже все повернули к нему спины, — продолжал Иванов. — Ну не идиоты ли вы?! Вы даже не разобрали, что сделал Чевич, хорошо или плохо.

— Но он наябедничал! — раздался голос.

— Он выдал Бранда! — крикнул кто-то еще.

— Бранд негодяй, это вы все знаете. Бранд преследует Рейзина. С тех пор, как Бранд поступил, наша группа стала самой скандальной во всей школе. Вообще, я предлагаю завтра после школы остаться и обсудить — прав или неправ Чевич.

— Обсудить! — Правильно! — Надо обсудить! — раздались голоса.

Видно было, что многие уже склоняются на сторону Саши.

Когда расходились, шумели и горячо говорили о том, что случилось.

Я подождал Сашу, и пошел с ним.

— Мне наплевать, если они мне бойкот объявят, — сказал Саша дрожащим голосом, — но они в самом деле идиоты. Надо же понимать. Ведь если скрыть эту историю, Бранд и совсем изведет Рейзина. Если бы дело шло не о Бранде, я не сказал бы никогда.

Когда мы прощались, Саша сказал:

— А впрочем, я не знаю, может и я плохо поступил. Сам не разберу.

Я успел уже отойти довольно далеко, когда услышал голос Саши:

— Леня, Леня!

Он догонял меня. Я повернулся и пошел ему навстречу.

— А как ты думаешь? — спросил он, не глядя на меня.

— Я… я… Бранд ведь негодяй, — пробормотал я… — Помоему ты хорошо поступил, Саша.

Саша посмотрел на меня, усмехнулся и пошел обратно.

— Ладно, — сказал он.

Я пошел домой, и мне было досадно, что я не сказал Саше сразу, что он поступил хорошо, а стал как-то мямлить. Он мог подумать, что я хитрю.

У нас в классе страшная буза. История с Рейзиным так всех взволновала, что мы только приходим теперь в школу, так собираемся кучками и все об этом говорим.

Иванов предложил подать заявление в отряд.

— Что с ним еще церемониться? — сказал он. — И отцу жаловались, и из школы чуть его не выкинули. Останемся на пятый урок и напишем заявление.

Мы согласились. Мы все страшно злы на Бранда. Что там с ним еще делать. Пусть разберет отряд.