Школьники

— Нож, настоящий нож, я сам видел, — говорил Витя и делал страшные глаза.

Один передавал другому и скоро все об этом узнали. Узнала и Марья Петровна.

Девчонки пищали, говорили, что они боятся, и смотрели на Гонского и Бранда так, как будто они были атаманы разбойников.

Мы с Сашей подошли к Гонскому и попросили показать нож. Он с важным видом поднял рубаху. За поясом у него действительно торчала финка.

— Теперь этому жиденку достанется, пускай придет только, — сказал Бранд, вертевшийся тут же. — Да и Витьке вашему не сдобровать.

— Ты не лезь, Бранд, — громко крикнул Саша, — не забудь, что тебя чуть не исключили из школы.

— Наплевать, — фыркнул Бранд.

— Брось, — крикнул ему Гонский, и они отошли.

А у нас разговоров об этом было, разговоров…

— Как бы этот идиот в самом деле не выкинул чего с Рейзиным, когда он придет в школу, — сказал Иванов, когда узнал о ноже.

— Да он до каникул уже не придет, — сказал я.

20 декабря.

Два дня у нас только и разговоров было — о ноже.

— А зачем тебе нож? — спросил Иванов у Гонского.

— Буду защищаться… Никто ко мне лезть не посмеет… А захочу — сам нападу… Вот Бранд говорит, что тут у вас Рейзин есть; его стоит пощупать…

Иванов сказал нам на большой перемене, что сегодня он хорошенько обдумает, а завтра скажет Марье Петровне, чтобы Гонского заставили отдать нож или оставить его дома.

— Пускай называют ябедой, чорт с ними, — сказал он.

На четвертом уроке вдруг входит в класс Петрон. У нас было объяснительное чтение.

— Пришел к вам послушать чтение, — сказал он Марье Петровне.

Марья Петровна предложила ему стул.

— Нет, спасибо, я тут себе среди учеников местечко поищу, — проговорил Петрон и пошел по классу.

Мы подтянулись, сели ровнее (так уж невольно при нем подтянешься как-то). А он идет по классу, ищет куда бы сесть…

Дошел до парты Гонского и говорит:

— А ну-ка подвинься… Вот с новичком и сяду.

Марья Петровна продолжала урок. Мы читали. Петрон сидит себе.

Обычно он посидит с четверть часа и уходит, а тут сидит и сидит.

Прозвенел звонок. Все вскочили.

— Стой, стой, не беги-ка минутку, — говорит вдруг Петрон Гонскому, который тоже сорвался было с места и хотел бежать.

— Ты у нас новенький?

— Да, — отвечает Гонский.

— Так… так… Ну, как же тебе у нас нравится?

— Нравится…

А мы стоим все вокруг толпой и слушаем.

— Так, так, — повторил опять Петрон. А что это, послушай, у тебя живот такой большой? — засмеялся он и схватил его спереди за рубаху.

Гонский хотел вывернуться.

— Ну, стой, не беги, — говорил Петрон и все смеялся. — Ишь живот, как у буржуя. — Он смеялся и шарил рукой по Гонскому. — Э… э… э… постой… Да что это у тебя такое… Стой, стой… Острое что-то… Руки мне чуть не порезало… А ну, подними-ка рубашку…

Гонский красный, как бурак, поднял рубашку. Петрон держал в руке нож.

— Нож! — восклицал он удивленно. — Нож! Ты что же, в шайке разбойников состоишь? Атаман, быть может, а? Так пожалуйте! — он указал рукою на дверь. — Иди… Мы не держим… У нас здесь дети учатся, а тут вдруг атаман разбойников… Да я сам тебя боюсь. — Он закрыл лицо руками, будто и в самом деле боялся Гонского, но я думаю, что он это нарочно, разыгрывал его.

Мы все так и замерли. У Гонского был такой смешной, трусливый вид. Он опустил голову и на Петрона не смотрел.

— Замечательно! — продолжал язвить Петрон, — ученик ходит в школу, а под рубашкой, как у разбойника, нож… Недаром и с Брандом подружился…

— И откуда только знает все?! — шепнул мне Саша.

— Бранд! Где он? — позвал Петрон.

Мы оглянулись. Бранда не было.

— Ну так… Удрал конечно… А ты вообразил, что он половину твоей беды на себя примет. Ну, ладно… Твой отец кто?

— Доктор… — пролепетал Гонский.

— Ну вот, доктор… Людей лечит, а сын нож носит, ранить кого-нибудь может… Пускай отец придет завтра.

Петрон встал и ушел и нож унес с собой.

Среди ребят поднялся шум.

— Ну вот и хорошо… Так ему и надо! — кричали девчонки. — Пускай не носит нож в школу.

— Э… э… запарился конский хвост и грива… — орали мальчишки. — Свистнула финка, Только и видали… Хвост и грива…

— А мне наплевать… Он отдаст… — говорил Гонский.

Ножа Петрон Гонскому так и не отдал.

Приходил его отец, толстый доктор, и извинялся.

Так кончилась эта история с ножом. А Иванову не пришлось жаловаться Марье Петровне.

23 декабря.

Нас отпустили на зимние каникулы.

Папа мне сказал, что прежде учеников в школах отпускали в это самое время на рождественские каникулы, но теперь религиозные праздники не празднуются советской властью, а просто ученикам дается зимний отдых.

Мы были довольны, так как порядочно устали от школы. Что касается меня, то я очень люблю чтение, и рад был, что можно посидеть дома и почитать.

Во время каникул у нас в отряде будут доклады о вреде религиозных праздников.

Вчера мы опять ходили к Рейзину. Он уже совсем здоров и после каникул придет в школу. Он стал еще худее, и еще больше похож на цыпленка.

Он очень боится Бранда, а когда мы ему рассказали об истории с ножом Гонского, он переглянулся с отцом и сказал:

— Это будет Бранду хорошая подмога.