Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– У меня ребенок! – жалобно всхлипнула Антонина.

– И у меня ребенок! И у Шарунаса двое! И Ашот, пока в Карабах не уехал, алименты платил! Нечего безмолвными и невинными херувимами прикрываться! – Кильмаматов бушевал.

На помощь подруге пришла Люся:

– У вас, Раис Абдрахманович, взрослые школьники, за которыми и учителя с дворниками, и милиционеры с пожарниками приглядывают, а у Антонины Радику всего полтора годика!

– Радику?! – обомлел Кильмаматов и тут же обрадовался: – Что ж ты сразу не сказала! Моего дедушку, папиного папу тоже Радиком звали! Не будем тебя премии лишать! Мы тебя только в «Молнии» нарисуем, чтобы Шарунас, когда о мерах пресечения безобразий будет спрашивать, не сердился. Вот, Кренделькова и нарисует, она же у нас культмассовый сектор!

– Ой, не надо! – сильно испугалась Антонина.

– Да не бойся, ты! – успокоила подругу Люся, – уж лучше нарисованной быть, чем без премии!

* * *

Президент США Рональд Рейган и Генеральный секретарь ЦК КПСС СССР Михаил Горбачев вышли на Красную площадь и, сладко жмурясь на летнем солнышке, весело помахали советскому народу ладошками. Антонина подняла голову от расстеленного на кухонном столике ватмана и тоже помахала им в ответ. Люся дернула Антонину за рукав назад к ватману:

– Ну как?

– Что ж ты, Люся, мне нос картошкой нарисовала?! – возмутилась Антонина.

– Какой есть, такой и нарисовала! – огрызнулась Люся.

– Тогда и комсомольцам, показывающим на меня указательными пальцами, тоже рисуй носы картошкой! В нашем депо у всех носы одинаковые! – не сдавалась Антонина, – а то мне – картошку, а им – орлиный профиль, как у Рейгана.

Рональд Рейган встрепенулся и удивлено посмотрел на Антонину, но его тут же окружили случайные прохожие.

– Господин президент, – обратились к Рейгану случайные прохожие на хорошем английском, – вы по-прежнему считаете Советский Союз империей зла?

– Ну нет, что вы! – миролюбиво ответил Рональд Рейган и подмигнул Антонине, – это я про старый СССР говорил, а нынешний – он уже и не империя никакая!

– Что ты все в телевизор пялишься! Мы так стенгазету никогда не дорисуем! Пойми! Это же «Молния»! А ты отрицательный персонаж, тебя положено рисовать как пьяниц в «Крокодиле»!

По пустой Красной площади от ГУМа к Мавзолею Ленина деревянной походкой шел отобранный среди передовиков АЗЛК молодой отец семейства Многолетов, за руку он вел сына Витю. Где-то посредине Красной площади Многолетов встал, поправил на голове сына белую панаму, шепнул самому себе: «раз-два!», четко повернул на девяносто градусов, и повел Витю к группе весело беседующих людей в серых костюмах и ослепительно белых рубашках.

– Какой замечательный мальчик! – обрадовался Михаил Сергеевич.

Группа людей тут же расступилась, и два руководителя супердержав с умилением посмотрели на мальчика.

– Это ваш? – спросил Михаил Сергеевич Многолетова.

– Никак нет, Витей зовут! – Мнологетов снял панаму с головы сына и смял ее в кулаке.

Рональд Рейган поздоровался с мальчиком за руку и рефлекторно улыбнулся Многолетову:

– Припекает, может быть, панаму лучше вернуть на голову мальчика?

– Ду ю спик инглиш, – согласился с американским президентом Многолетов, расправил панаму и надел на голову сыну.

Рейган удивлено посмотрел на своего переводчика, переводчик шепнул, что русские для связки слов каких только выражений не употребляют. Михаил Сергеевич поднял мальчика Витю на руки и охнул про себя: «Какой тяжелый, зараза!», нашел взглядом возвышающегося над толпой офицера Драгина и возмущенно нахмурился. Драгин вздохнул и пожал плечами, как бы оправдываясь: «Раиса Максимовна сказала, что нужен спокойный, симпатичный славянин и чтобы обязательно со здоровым духом в здоровом теле!» Горбачев вздохнул, а Многолетов продолжил:

– Ребята с бригады просили зарплату повысить, начальник цеха уволить, и чтобы войны не было!

– А ты, можно подумать, такая вся положительная! – съязвила Антонина, – ничего, придет моя очередь «Молнию» рисовать, я тоже тебя изображу с перпендикулярными ушами и двойным подбородок вместо шеи!

– Где ты у меня двойной подбородок нашла! – взбеленилась Люся и в бешенстве вылила туш на бегущую по белому ватману к проходной трамвайного депо Антонину, – сама себя рисуй, раз такая раскрасавица!

Люся выскочила из кухни и закрылась в туалете. Мимо туалета прокрался Радик. Он подошел к матери и, потребовав: «Дай!», вытянул из ее рук кисточку. Радик размазал черную лужицу туши сначала в черные волны, потом в черное солнце, потом просто размазал чернила по всему ватману, полу вокруг и только что постиранным шортикам.

– Эх, Антонина! – крякнул Михаил Сергеевич, – жила бы ты поблизости, мы бы твоего Радика запустили на Красную площадь, он же у тебя легонький совсем, не то что этот двухпудовый Витя с папашей! Через час договоры по уничтожению малых и средних ракет подписывать, соглашения всякие, а у меня рука онемела – дрожать будет в ответственный момент!

7 июня