Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

– Ну кто-кто! Понятно кто! – Шишкин оглядел присутствующих и показал карандашом на старшего контролера Саныча.

– Гельмут – это Коля ихней! Он у немцев канцлер, секретарь по-нашему, так что не беспокойся, Загубина, одного полета птицы! – разъяснил Саныч.

– А наш иглинский дядя Коля давно помер, забродившим вареньем отравился, которое в самогон перегнали, – вдруг вспомнила Антонина и загрустила: – И брат его Гена помер от вздутия живота; друг Гены дядя Ильдус, хоть и живой, но на тракторе все время переворачивается, а вот тетя Шура как пропала в Улу-Телякский черный день, когда два поезда и тысяча двести восемьдесят четыре пассажира взорвались от разгильдяйства, так и осталась без вести пропавшей; Валерка, сын ее, у дедушки с бабушкой в Тавтиманово горюет, плакал сначала, а сейчас молчит все время, а от Танькиного братика Федьки Буданова одна дембельская заколка из нержавейки осталась…

Глава девятая Возвращение домой

30 июня

В особняке Ростовых на Поварской собрался секретариат Союза писателей СССР.

– Вчера Политбюро ЦК КПСС обсуждало проблему Солженицына, – многозначительно встал со своего места главный редактор «Нового мира» Сергей Залыгин.

– И?.. – настороженно спросил секретариат.

– Никакого постановления принято не было, – продолжил Залыгин, – лишь принята к сведению устная информация.

– Что же это значит?! – разволновался секретариат.

– А значит следующее: мы, писатели, должны сами принять соответствующее решение! – Сергей Залыгин сел.

– Сами?! – запаниковал секретариат.

– Ну вам же ясно сказали, – успокоил секретариат присутствующий на собрании председатель Идеологической комиссии ЦК КПСС Медведев, – соответствующее! Открывайте дискуссию, а решение потом примем!

* * *

В двести четырнадцатой комнате общежития троллейбусного депо № 2 собрались Василий Загогуйла, Серега Шептунов, Денис Выдов, Люба Лесопосадкина, Ричард Ишбулдыевич и Антонина. Голый по пояс Загогуйла показывал наколки на своем теле и рассказывал об их замысловатых значениях.

– Ну Загогуйла, ты прямо якудза! – восторгался Серега Шептунов.

– Следи за базаром! – кривил рот Васька. – Мы, пацаны, без узды живем!

– Они теперь у тебя на всю жизнь, до самой старости будут? И ничем их не смоешь?! – Синие наколки Загогуйлы тревожили Антонину, а простые слова, которым Васька придавал какой-то особый таинственный смысл, пугали.

Васька хохотнул:

– Следи за базаром! Наколка – не ваша бабья штукатурка, чтобы ее смывать! Как говорил Лаврик Батумский после чифиря, она наполнена глубоким внутренним содержанием!

– А отчего ты троллейбус не нарисовал, я на дембель уходил из туркестанского погранотряда, мне кореша пограничника с овчаркой на плечо накололи! – разглядывал воробья в клетке на левой груди Загогуйлы Ричард Ишбулдыевич.

– Следи за базаром! Овчарку ему накололи! – Васька медленно, с достоинством выпил полстакана водки и демонстративно сморщился: – Бычий кайф!

– Бычий?! – поразился Денис Выдов и посмотрел на свет через свои полстакана. – Нормальная человечья водка! Если не ее, тогда чего пить рабочему классу и творческой интеллигенции?!

– Есть кое-что повеселее! – снисходительно хлопнул по плечу Выдова Загогуйла. – Попадешь на зону, столько среди настоящих людей всего узнаешь, о чем вы, мужики, и не подозреваете! В темноте живете!

– Вась! А как вы там без женщин обходитесь? – хихикнула Люба Лесопосадкина.

– Следи за базаром! – Васька снял загорелую ладонь с плеча Выдова, положил на белое колено Лесопосадкиной и осклабился.

Антонина подумала, что ей абсолютно все равно, но вдруг проворно поднялась со стула, привстала на цыпочки и стянула со шкафа гитару:

– Сыграй, Василий, сто лет твоих задушевных песен не слушали!

– Следи за базаром! Сто лет – это пожизненно! – Загогуйла снял ладонь с колена Лесопосадкиной и погладил изгиб гитары желтой, потом подергал струны, покрутил колышки настройки, взял несколько аккордов и хрипло запел мимо нот песню про молодого вора, которого злые менты везут на расстрел.

Всхлипнула Антонина, всхлипнула Люба, разлил остатки водки Ричард Ишбулдыевич, задумался над странной рифмой Выдов, а Серега Шептунов весело предположил:

– Наверное, было за что, раз на расстрел везли!

– Следи за базаром! – пьяно просипел Загогуйла и обвел всех осоловелым взглядом.

* * *

Дебаты на Поварской шли второй час.

– «Ленин в Цюрихе» Солженицына – это пасквиль на Ленина, – мрачно поднималось со своих мест коммунистическое крыло секретариата Союза писателей СССР.

– Солженицын измывается над жертвами сталинского террора 30-х годов, мол, вы создали Советскую власть, вы же стали ее жертвами! – звонко протестовали сплоченные либералы секретариата.

– «Великий мыслитель» оправдывает предателей, бравших во время Великой отечественной войны из рук фашистов оружие и воевавших против Советского Союза, – гудели в бороды писатели-патриоты.