Искания эти велись в том числе и в окрестностях Арля на юге Франции; живописца, который ими занимался, звали Винсент Ван Гог (1853–1890). Не многие художники испытывали такую потребность в самовыражении, как этот беспокойный и раздражительный голландец. Даже если бы ни одна его картина не сохранилась, письма, которые он писал своему брату Тео, – а до нас дошло свыше 750 таких писем – остались бы в истории как шедевры исповедальной прозы, порожденные душой, в буквальном смысле одержимой потребностью объяснить себя, обнажить свои страсти и рассказать о своих самых сокровенных драмах. Несостоявшийся пастор, доведенный до безумия неравенством и общественной несправедливостью, Ван Гог стал для материализма XIX века еще одним священным козлом отпущения; и «страшная ясность взгляда», которую он в себе ощущал, достигала порой таких высот, что ее невозможно не ощутить и сегодня; именно поэтому его «Подсолнухи», созданные в 1888 году, остаются самым популярным натюрмортом в истории искусства, своего рода ботаническим ответом на «Мону Лизу».
Своих высших достижений в живописи Ван Гог добился в Провансе – ради них он туда и ехал. Он надеялся, что южный свет сообщит картинам ту цветовую интенсивность, которая позволит им воздействовать непосредственно на душу зрителя, обращаясь к моральным чувствам. Меньше всего Ван Гога волновало импрессионистское счастье – тем более что наслаждаться им он все равно был не способен. Трудно представить, чтобы колористы следующего поколения, вроде Матисса или Дерена, придавали цвету такое же психологическое и моральное значение, как Ван Гог; и дело здесь не в их легкомыслии, а в том, что при всей серьезности их отношение к работе было лишено характерных для голландца дидактизма и религиозности. Ван Гог был одним из немногих художников, талант которых совершенно неотделим от связанных с творчеством душевных мук; именно поэтому и по сей день трудно без отвращения думать о том, что эти добытые болью и сердечными терзаниями видения из Арля или Сен-Реми висят в гостиной у какого-нибудь миллионера.
Винсент Ван Гог. Автопортрет. 1889. Холст, масло. 65×54,5 см. Музей Орсе, Париж
Большей части того, что писал Ван Гог, в самом Арле уже нет. Исчез Желтый дом, нет уже комнаты художника, а ночное кафе, в бильярдной которого он пытался, по его словам, посредством желто-зеленого и кроваво-красного «выразить жуткие страсти человеческие и показать, что кафе – это место, где можно погибнуть, сойти с ума или совершить преступление», снесли десятки лет назад. Хотя вид психиатрической лечебницы в Сен-Реми и пейзаж вокруг нее, как ни странно, совсем не поменялись. Ван Гог лечился здесь год и восемь дней, с мая 1889-го до мая 1890-го. «Лечение» это сводилось, по существу, к холодным ваннам, и в чем состояла его болезнь, определенно никто не знает. Единственное, что известно каждому о ее симптомах, – это история о том, как после бешеной ссоры с Гогеном Ван Гог отрезал себе мочку уха и преподнес его, как святое причастие, какой-то проститутке в Арле. Принято говорить, что он страдал маниакально-депрессивным расстройством, но это говорится лишь для того, чтобы обойти вопросы о жизни ума, в которой мы и по сей день мало что понимаем. «Болезнь» не мешала ему видеть ясно и фиксировать то, что он видел; дом умалишенных в Сен-Реми и по сей день выглядит ровно так же, как на его картинах, – вплоть до мельчайших деталей грубых каменных лавок, желто-коричневой штукатурки на выходящем в парк фасаде и даже ирисов, цветущих на плохо ухоженных клумбах. «Согласись, что люди больные и сумасшедшие тем не менее довольно часто любят природу, – писал он Тео Ван Гогу. – Таковы художники». У него бывали приступы отчаяния и галлюцинации – в эти периоды работать он не мог, – однако они перемежались целыми месяцами ясности, когда труд, отмеченный острейшими визионерскими экстазами, занимал все его время.