Шок новизны

Я за искусство из потерянных или выброшенных вещей… Я за искусство из плюшевых мишек, пистолетиков, зайцев без головы, сломанных зонтиков, искореженных кроватей…

Я за искусство из пустых коробок, перевязанных, как фараоны…

В другом месте он пишет о новых товарных образах:

Я за «Кул»-арт, «7-ап»-арт, «Пепси»-арт, «Саншайн»-арт, «39 центов»-арт, «Вам»-арт, «Ментол»-арт…[122] Я за «Под надзором правительства США»-арт, «Класс А»-арт, «Обычная цена»-арт, «Восковая спелость»-арт, «Супермода»-арт, «Готово к употреблению»-арт…

Постоянное присутствие еды в воображении Ольденбурга вовсе не случайность. Все его искусство в каком-то смысле связано с питанием: это непрерывное пережевывание жвачки, размалывание сырых материалов и реконструкция их в качестве метафор тела, удовольствия, отбросов. Нет ничего более банального, неудивительного по вкусу и культурно «зафиксированного», чем американский фастфуд. В работе «Два чизбургера» воспевается как раз «мучительная банальность» (как выражается сам автор). Эмаль на чизбургерах, эта липкая пародия на абстрактный экспрессионизм, похожа на сироп. Невозможно представить без содрогания ее неприятный сильный вкус на языке – под стать кричащему и синтетическому цвету. Насмешка над желанием – это образ фрустрации. Один и тот же предмет выражает одновременно аппетит и отвращение. Эта внутренняя противоречивость лежит в основе большинства работ Ольденбурга. «Я создаю противоречивые вещи. Я пытаюсь сделать так, чтобы искусство казалось частью окружающего мира. При этом мне важно показать, что оно не работает так же, как окружающий мир».

Ольденбург – крайне формальный художник. Прагматизм его творчества идет рука об руку с постоянной критикой самого объекта, его формы, объема, линий, фактуры, цвета. «Ольденбург, – пишет Барбара Роуз в 1969 году, – предлагает низкое, вульгарное репрезентативное искусство, в котором оказывается значимой форма». Его работы отсылают к миру, в котором вещи постоянно сбрасывают смыслы, принимая новые. У них меняются размеры, материал, фактура, структура. Огромный выключатель из мягкого винила с двумя рычажками превращается в торс немолодой женщины с обвисшими грудями. Версия из твердого материала вызывает мужские ассоциации. «Я хочу выразить в форме некоторое состояние, и это состояние принимает некий объект. Я беру этот объект, не особо о нем задумываясь. Вместо этого [выключателя] вполне могла быть дверь банковского сейфа… Мне было нужно что-то простое и геометричное».

Объекты Ольденбурга в их множественности значений и открытости переменам родственны самым тревожным произведениям европейского искусства 1920-х годов – например, гротескным «Купальщицам на пляже Динар» Пикассо или полуобморочным жидким часам на пляже Дали. Их размах – пародия на то, какой Америка привыкла себя видеть, на стереотип, укоренившийся со времен Джона Уайта[123] и колонии в Вирджинии, на «Страну Кокейн», изобилующую дарами природы – огромными ягодами и фруктами, жирной индейкой и полосатым окунем, мигрирующим косяками настолько тесными, что кажется, будто по спинам рыб можно перейти реку вброд.

Вирджиния,
Вот где он – рай земной!
Природа здесь полна
И рыбою, и дичью,
Без лишнего труда
Ты урожай тройной
Здесь соберешь всегда[124]

.