Шолохов: эстетика и мировоззрение

Шолохов лучше многих понимал процессы «искривленного» социализма – не он ли писал письма Сталину о совершающихся ужасах на путях коллективизации и создания нового общества? Не он ли не оставлял своим героям ни малейшего успокоения и примирения с историческими условиями, заставляя их оказываться в ситуации прерванного, почти уничтоженного, безмерно трагического бытия? Но катарсис шолоховских произведений говорит нам о большем, чем прямые картины и становления народного самосознания и сопротивления народа трагическим обстоятельствам бытия, борьбы за сохранение самого отечества. Шолоховский идеал истории, в которую был «помещен» русский народ, много шире этих частностей и ограничений. В этом идеале находят примирение субъективная вина частных судеб и объективная правда народного целого. По сути именно у Шолохова мы наблюдаем художественно выраженный процесс формирования исторической объектности народа.

Если игнорировать данный аспект шолоховской идеальности, в его творчестве ничего не будет понято до конца. В. Арсланов справедливо пишет, что цена «исторических побед» России в ХХ веке была «непомерно высока», но «для того, чтобы заплатить эту непомерно высокую цену, надо было иметь реальный кредит истории, позволивший совершить «заем у бесконечности» [4, 20], определившийся через всю совокупность явлений русской цивилизации в широком смысле – от культуры до психологических форм народного родового бытия.

Онтогносеология Шолохова нигде так полно не проявляется как на материале содержания его идеала. Этот идеал писателя одновременно и традиционен, продолжая то, что уже сложилось в культуре, и нов, так как воссоздается на совершенно неизвестном прежней традиции историческом и человеческом материале. Все формы идеала у Шолохова – нравственный, эстетический, общественного бытия согласованы друг с другом. Странно было бы думать, что может быть иначе, но эта констатация заявляет не просто о равновеликости этих форм, но об их системном взаимодействии.

Соединение идей в мире Шолохова образовывает то симфоническое звучание, которое отражает максимально полную картину не только человеческой, но и исторической действительности. Смеем, однако, утверждать, что эта органическая целостность идеального в творчестве Шолохова, обладает определенной иерархией, своими приоритетами. Фундаментальным является весь комплекс идей, связанных с общественными, историческими представлениями как самого автора, так и основных его протагонистов. Это очевидным образом наследует той традиции – от Пушкина до Блока, которую Шолохов успешно продолжил, берясь воспроизвести не отдельные частности человеческого бытия, но спаянность, соединенность этого бытия с общим ходом событий, «ветром истории», развитием исторической жизни всего народа.

Эти представления об историческом движении у Шолохова опираются на архаические в определенном смысле структуры, связанные с характером воссоздаваемого времени в его текстах. Собственно «историческое время», то есть время, определяемое через линейность совершающихся событий и характеристику причинно-следственных связей, формирующих так называемый «исторический опыт», у Шолохова в его текстах, но прежде всего в «Тихом Доне», (хотя и в «Судьбе человека» это чувствуется явно), совмещено с временем «космологическим», где повторяемость, цикличность и обращенность к прошлому в универсальном смысле – от конкретного опыта до органических форм жизни – являются совершенно иными, чем во «времени историческом».

Такого рода отношение ко времени формирует, по справедливому замечанию Б. Успенского, и соответствующие типы сознания. Вот как он характеризует «космологический» тип сознания, присущий древним формам культурного сознания человека Древней Руси и русского средневековья: «Космологическое сознание… предполагает соотнесение событий с каким-то первоначальным, исходным состоянием, которое как бы никогда и не исчезает – в том смысле, что его эманация продолжает ощущаться во всякое время. События, которые происходят в этом первоначальном времени, предстают как текст, который постоянно повторяется, воспроизводится в последующих событиях» [7, 90].

Этот архаический тип «космологического сознания» безусловно характерен для творческого подхода Шолохова. Его герои постоянно апеллируют к тем формам жизни, которые были когда-то и которые растворились, исчезли в современной им ситуации, но их внутренняя жизнь подпитывается и живет через обращение – посредством этих архаических структур – к идеям и представлениям о жизни, которая должна так или иначе, но повториться, вновь воссоздаться.