Шолохов: эстетика и мировоззрение

Эстетическое единство шолоховского творчества как одно из главных качеств его эпического метода соотносится с целостностью тех идеалов, которые лежат в глубине философских идей писателя. Григорий Мелехов, Аксинья, Андрей Соколов (как вершинные достижения писателя) – это характеры, созданные с ориентацией на идеал полного, целостного человека. Характеры, равновеликие миру, времени, истории. Такие характеры требовали проверки по всему фронту человеческих испытаний. И шолоховский мир не пощадил их. Но не своеволие авторского сознания, не эксперимент над человеческой природой, не проверка интеллектуально изощренной философской концепцией ждали их. То, что предложил им мир писателя, превзошло – и намного – любую эстетическую фантазию. И в этом нет ничего удивительного: такая проверка на прочность, а в философском смысле – на универсальность человека, постигала прототипов шолоховских героев в реальности. Иначе и быть не могло, так как сама их судьба была во многом следствием проходившего исторического процесса искушения идеалов нового социального устройства.

Об этом сам писатель неоднократно говорил во время встреч с молодыми писателями, со своими избирателями, подчеркивал в интервью: «Чувства мои неизменны. Обо всем этом я писал не раз и в годы войны, и после победы, а изрекать прописные истины не стоит… Главное не терять веру, веру в народ, в его идеалы» [8, 360].

– «Народ хочет исполнения тех идеалов, ради которых он шел в революцию, вынес на своих плечах неимоверную тяжесть гражданской и самой тяжкой, Отечественной войны. Мы верны этому идеалу уже более полувека. (Интервью дано в 1974 г. – Е. К.) Он для нас неизменен…» [8, 361]. (Какова основа такого рода суждений писателя, что под этим реально кроется, обозначено в начале данной главы). И вся эстетическая система Шолохова, все категории, обретающие у него плоть и кровь, – трагическое, прекрасное, комическое, возвышенное, преломлены через эти идеалы.

Григорий выступает как идеал не в ограниченно воспитательном смысле – «Вот как надо жить!», но как эстетическое воплощение потенциала духовных сил человека из народа, как изъяснение художником тех путей, по которым движется человеческая натура, постигая правду жизни и истории.

* * *

Один из основных конфликтов, который переживает Григорий Мелехов, – это конфликт между должным и сущим. В отличие от многих других героев эпопеи Григорий весь расположен в сфере реальной действительности. И его борьба, его стремление изменить несправедливость жизни связана как раз во многом с возвращением к существенным, ранее сложившимся жизненным ценностям, лежащим прежде всего в сфере труда, нравственности, ответственности перед своим народом и родной землей. Воображаемое должное рассыпается у героя при столкновении с бытийным его воплощением, и поэтому почти вся сфера идеалов Григория расположена в пространстве сущего.

Этот характер (как и большинство персонажей Шолохова) крепко стоит на реальной почве. Его целостность имманентно содержит в себе – как важный элемент идеала – корректирующее зрение героев и самого автора в сторону большего соответствия должного сущему, идеи – жизни. Поэтому совершенно обоснованно можно ставить вопрос об идеале жизни у Шолохова.

Максимально широко обнимая предстающие перед ним социальные конфликты и противоречия, Григорий всегда находит выход в их решении, «снятии» – через доверие к самой жизни. Разве его последнее волевое усилие – выйти из убежища на острове по весне 1922 года, не дожидаясь амнистии, не есть открытый и естественный шаг для него, показывающий всю степень привязанности и доверия к жизни у этого героя? Это была и победа действительного, если угодно, «практического» разума, свойственного народному сознанию, победа реальной нравственности, не сломленной тяжкими житейскими и историческими обстоятельствами.

Вместе с тем идеал Шолохова диалектически противоречив, и это совершенно объяснимо. Он и не мог быть другим, так как ни содержание, ни формы идеала не были в полном объеме понятны и ясны и для художника, и для самой действительности. Иначе невозможно объяснить исключительный трагизм его мира. Шолохов – трагический художник по преимуществу и стало быть идеал его также имеет трагический характер.

Эпическое полотно Толстого «Война и мир», сравнимое с «Тихим Доном» по замыслу, глубине решаемых задач и художественному совершенству, лишено того элемента трагизма, который составляет существенную часть мира Шолохова. Трагизм Достоевского также имеет отличные от Шолохова черты. Достоевский – трагический писатель, но религиозно-философские антиномии, которые призваны решать его герои, да и сам автор, тем не менее разрешаются в понимании того, что существуют божьи «зеленые клейкие листочки» и высшие нравственные ценности, кладущие в свое основание невозможность простить лишь «одну слезинку ребенка», и искаженной природе человека они выступают именно как альтернатива, как выход из трагической ситуации.