О «невозможности» философии в России. Победа Шолохова
Вопрос об особенностях и специфике философского начала, философского сознания в творчестве Шолохова является одним из самых важных для определения принципиальных характеристик его эстетики. Созданная писателем эстетическая действительность в своих противоречиях и конфликтах предстала, с одной стороны, как определенный аналог «первичной» реальности, а с другой, как воплощение некой философии.
Замечательно, что во времена решительного обновления исторических и художественных оценок истории страны и культуры шолоховское творчество, и прежде всего «Тихий Дон», выступает как адекватное отражение эпохи. В эстетической системе это возможно только в случае, если в текстах представлен тот уровень отражения действительности, та глубина проникновения в существенные процессы развития общества и человека, которые не зависят от культурологической или политической конъюнктуры.
Концентрированное, институализированное в текстах, выражение художественной правды, подобной шолоховской, невозможно без определенной философской основы. Предпосылкой объективного понимания сущности философии творчества Шолохова является необходимость определения самобытности философской мысли в России, в русской культуре. Чаще всего крупные философские системы порождались в России не на путях отвлеченного, абстрактного знания. Напротив, крупнейшими русскими философами выступали, как правило, мыслители, видевшие главную сферу своей деятельности совсем в другом, но только не в философии. Это А. Герцен, В. Белинский, Н. Чернышевский, Л. Толстой, Ф. Достоевский, Н. Федоров, В. Розанов, Н. Бердяев, И. Ильин и многие другие.
С философской точки зрения шолоховский мир находится как раз в средоточии коренных вопросов европейской и русской цивилизаций ХХ века. Многое может открыться в содержании социальных и идеологических вопросов шолоховского творчества, если на них взглянуть, подойти к ним именно со стороны философии, определить философский ракурс. Известно, что Шолохов как «теоретик» мало что может дать нам в интерпретации тех или иных философских сторон его творчества. Это объясняется во многом природой его мимесиса, который всякую рефлексию ассоциирует с индивидуальным («расколотым») сознанием, подвергнутым в его текстах беспощадному анализу и – в итоге – отрицанию. Поэтому афоризм Шолохова – «Поверяйте литературу жизнью!» – есть воплощение принципов такой эстетики, где гносеологический вопрос о соотнесении художественного мимесиса и породившей его действительности является самым фундаментальным, исходным. Это, собственно, ключ к пониманию своеобразия и философской, и эстетической мысли художника.
Сложность подхода к анализу философских аспектов эстетики Шолохова также связана и с тем, что необходимо определить момент перехода собственно художественного содержания произведений писателя на уровень философских обобщений. Причем такие «генерализации» не будут походить на некие философские формулы: в них в самой малой степени будут присутствовать свойства абстрактности, отвлеченности. Напротив, поднимаясь до настоящих философских вершин, мысль Шолохова будет напряженно искать (и находить) адекватную художественную форму, быть пластичной и эмоционально убедительной.
Многое из размышлений Н.Добролюбова о своеобразии выражения философского содержания в литературе, применимо к творчеству Шолохова. Говоря о художественном «миросозерцании», критик замечал, что напрасны усилия, «чтобы привести это миросозерцание в определенные логические построения, выразить его в отвлеченных формулах. Отвлеченностей этих обыкновенно не бывает в самом сознании художника; нередко даже в отвлеченных рассуждениях он высказывает понятия, разительно противоположные тому, что выражается в его художественной деятельности – понятия, принятые им на веру или добытые посредством ложных, наскоро, чисто внешним образом составленных силлогизмов. Собственный же взгляд его на мир, служащий ключом к характеристике его таланта, надо искать в живых образах, создаваемых им. Здесьто и находится существенная разница между талантом художника и мыслителя» [1, 231].
Напряженность мысли героев Шолохова (пусть она так не похожа на все то, что дал ХIХ век), поиск ими духовно-интеллектуальных опор в жизни – несомненны. Вот, у Шолохова, мы встречаемся с таким определением – «Ильинична – мудрая старуха». Это дает возможность увидеть разницу между тем, чем же отличается представление о «мудрости», как оно складывалось в западной традиции, от того, что содержится в этом шолоховском определении.