Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Приехали: Новая Ореанда. Выстроенная в 1955 году специально для Хрущёва дача «Глициния». Необлицованный дом из жёлтого песчаника, никакой роскоши. До моря полсотни метров. Большая столовая, 14 комнат, в одну из них заселились Шолоховы. Большая лоджия на втором этаже – Михаил Александрович курил там. Интерьер – красное дерево, окна и дубовые двери.

Бассейна в доме не было – купались с Хрущёвым в сентябрьском тёплом море. Галечный пляж был с одной стороны прикрыт скалой, а с другой деревянными щитами.

Однажды Хрущёв, зная о шолоховской охотничьей страсти, решил его уважить и позвал на оленя. Всё подготовили для дорогого гостя, а Шолохов… отказался. Пояснил, что на зверя не охотится и даже смотреть не хочет. Хрущёв не обиделся, но сам на охоту уехал. Вечером вернулся и подарил гостю трофей – оленьи рога. Шолохов потом повесил их в своём кабинете.

Гости спросили однажды: это вы добыли? – он отмахнулся:

– Нет. В такого большого, красивого стрелять – не могу. Это ж не охота, а… как в корову выстрелить.

В один из дней Шолохов читал Хрущёву финал «Поднятой целины».

Хрущёв, хоть и не пожалел оленя, узнав про смерть Давыдова, едва не расплакался: погибали герои, которых он знал и помнил по именам.

Уезжая, Шолохов пригласил генсека к себе с ответным визитом: охота, рыбалка, уха – всё будет, Никита Сергеевич.

– Нина Петровна, ты как? – спросил Хрущёв жену.

– Обязательно надо съездить, – сказала она едва ли не со слезами на глазах: они замечательно сошлись с Марией Петровной.

* * *

В первые дни октября, в маленьком зале Киностудии им. Горького Шолохову устроили показ готового материала «Тихого Дона».

Он сидел в третьем ряду один.

Рядом никто присесть не решился.

Избранные представители съёмочной группы, что были допущены, стояли вдоль стен на почтенном расстоянии от автора романа. Иные, стараясь быть не слишком заметными, искоса заглядывали в лицо Шолохову: как он смотрит, что у него в глазах.

Все ужасно волновались.

Перед ним поставили пепельницу.

Он непрестанно курил.

Посмотрел две смонтированные серии.

Потом всех из зала выдворили и показали ему третью, смонтированную начерно.

Все ожили: Ермаков, братья Дроздовы, их жёны, Христоня, братья Шамили, поместье в Ягодном с молодым барином, глазная лечебница в Москве с её палатами, ранеными, покалеченными, лавка Лёвочкина с приказчиками, среди которых – отец и дядья; Сердинов с отцовской мельницы, Валет оттуда же, Фомин…

Весь род его шолоховский, моховский незримо присутствовал в каждом кадре.

Было от чего курить беспрерывно и думать: как же так – это я создал всё это? Или всё это – создало меня?

Шолохов был потрясён.

Одни пишут: не заплакал ни разу. Если и был ком в горле, то сделал вид, что закашлялся.

Глебов уверяет, что видел слёзы в шолоховских глазах.

Когда в зале включили свет, Шолохов, улыбаясь, сказал Герасимову:

– Ох, Серёжа, спасибо: лошадок любишь…

Ещё сказал:

– За два с половиной года вы сделали то, на что я потратил 15 лет.

Посмотрел на Глебова и вдруг добавил, подмигнув Герасимову:

– Серёжа, он больше похож на Григория, чем я написал.

Что стоит за этими словами? Что Григорий – был. Что тот Григорий, о котором Шолохов говорил – существовал.

Он мог существовать в воображении Шолохова. Но разве его воображение – это не реальность?

18 октября 1957 года в Центральном доме журналиста состоялся публичный просмотр первой серии фильма Сергея Герасимова «Тихий Дон».

26 октября в кинотеатре «Ударник» состоялся премьерный показ для зрителей.

Увидевшие были в очаровании и восторге.

Но главный успех ещё ждал эту картину. Получая в те дни поздравление за поздравлением, Герасимов не догадывался о том, что снял любимейший фильм для целой державы.

* * *

Потерпев неудачу с ролью Мелехова, 36-летний актёр Сергей Бондарчук не отчаялся. Решил зайти с другой стороны: самому снять фильм «Судьба человека».

Здесь можно усмотреть даже некую его расчётливость: начинать режиссёрскую карьеру с беспроигрышного варианта – опубликованного в газете «Правда» и переведённого на все основные мировые языки рассказа главного советского писателя.

Но выбор этот имел куда большие основания иного порядка.

Бондарчук неоднократно докажет, что его мировосприятие – эпическое. Именно поэтому ему были интересны Шолохов и Лев Толстой. Шолохов – ещё и потому, что с ним Бондарчук чувствовал кровное, географическое и даже социальное родство. Шолохов, как и он, шагнул на самый верх с отдалённых, казачьих, малороссийских земель, имея схожий багаж наблюдений, схожую речь, схожее мышление. Много ли творцов с тех окраин империи доросло до московских вершин?

Бондарчук станет главным шолоховским режиссёром и создаст три масштабные экранизации его сочинений.

Он не лукавил, рассказывая, как всё начиналось: «Прочитал – и потом, что бы ни делал, о чем бы ни думал, я видел лишь Андрея Соколова, его мальчонку, его жену, разлив Дона, войну, фашистский концлагерь. Снять этот фильм стало для меня больше, чем “творческим планом”. Больше, чем мечтой. Это стало целью моей жизни».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное