Шопоголик и Рождество

– Все в порядке. Я по-быстрому кое-что смастерила. Она не расстроилась.

– Но а ты-то разве не расстроилась? – не отстает Люк, и я вдруг понимаю, что не знаю, как ответить. Поначалу я думала, что совершенно не расстроюсь. Но теперь, когда я сижу в зале, а вокруг полно галдящих в предвкушении родителей, очень трудно не…

А впрочем, ничего страшного. Все в порядке.

Люк пару минут молчит и внимательно смотрит на меня своими темными глазами.

– Бекки, ты же все вечера просиживала над этим костюмом, – наконец, говорит он настолько тихо, что я едва его слышу. – Это так много для тебя значило.

– Знаю… – Помявшись пару секунд, я добавляю: – Но мне в жизни очень повезло, Люк. А им – нет. Большего я тебе сказать не могу.

Люк ничего не отвечает, только берет меня за руку и крепко ее сжимает. И я думаю: это правда, мне очень повезло. Что бы ни стряслось в моей жизни, все равно я точно знаю: я очень везучая.

Однако спустя полчаса мне уже так вовсе не кажется. Помню-помню, импровизация развивает фантазию и все такое. Но в случае с детским рождественским спектаклем это очень, очень плохая идея.

Вся постановка развалилась. С некоторыми детьми явно поработали родители, другие же представления не имеют, что им делать. Один мальчик расплакался, а другой пожаловался Ангелу Габриэлю, что ему нужно в туалет.

От сидения на пластиковом стуле у меня затекли ноги. Такое ощущение, что спектакль длится целую вечность. Иисус уже родился, пастухи (включая Клемми и Уилфи) его навестили, все спели «Там, в яслях» и «Отпусти и забудь». (А это тут при чем?) Но вот теперь, кажется, все окончательно застопорилось.

– Нам негде укрыться, – уныло бормочет Мария, качая на коленях пластмассового младенца Иисуса. – Гостиниц тут нет.

Говорит она это уже примерно в тридцатый раз.

– И ослик устал, – вторит ей Иосиф, хотя ослик ушел со сцены еще двадцать минут назад и уже переоделся в ангела.

– Нам негде укрыться, – плачущим голосом повторяет Мария. – Гостиниц тут нет.

– Волхвы! – отчаянно шепчет из зала Мисс Лукас, яростно размахивая руками. – Волхвы! Пошли волхвы!

И через секунду на сцену выходят Минни и еще два мальчика – все в ярких, блестящих костюмах. Тут зрители, задремавшие было от скуки, просыпаются и разражаются громом аплодисментов, как будто увидели голливудских знаменитостей.

Сама того не желая, я тоскливо поглядываю на Харви. Смотрится он просто потрясающе. Темно-синий шелк мерцает, золотые пайетки сияют в свете софитов, и даже ларец у него в руках переливается всеми цветами радуги.

Но Минни тоже хороша, – убеждаю я себя. Просто костюм у нее более богемный, эклектичный такой. Она замечает в зале нас, широко улыбается и машет, довольная, что оказалась в центре внимания.

– Я принес младенцу Иисусу мирру, – бубнит первый волхв, флегматичный мальчик по имени Джордж. Мама явно заставила его вызубрить эту реплику.

– А я принес младенцу Иисусу ладан, – сияя, звонко выговаривает Харви.

Вот и очередь Минни. Я вдруг понимаю, что нервничаю. Моя дочурка играет в пьесе! Кошусь на Люка, и он улыбается мне.

Минни смотрит на блестящий ларец Харви – тот, который сделала я, тот, с которым мы репетировали дома, – затем переводит взгляд на золотую коробочку у себя в руках. Сдвигает бровки, в замешательстве смотрит по сторонам, набирает в грудь побольше воздуха и, наконец, выдает:

– А я принесла младенцу Иисусу Гуччи.

Народ в нашем ряду начинает хихикать.

– Гуччи? – повторяет Люк. – Мирра, ладан и Гуччи?

– Золото! – одними губами произношу я, надеясь, что Минни поймёт. – Не Гуччи, а золото!

Но она озадаченно смотрит на меня и упрямо повторяет, показывая всем коробочку:

– Я принесла Гуччи! У мамочки есть сумка от Гуччи. – В зале уже откровенно смеются. – Мамуля хотела шарфик, – светски сообщает зрителям Минни. – А у папули были деньги. В карманчике.

Боже, оказывается, она запомнила все, что я наболтала ей про тот первый шарф от «Денни и Джордж». Чего нам теперь ждать дальше?

Справа и слева раздаются сдавленные смешки, плечи у зрителей трясутся. Джордж, похоже, обиженный, что Минни перетянула все внимание на себя, повторяет громче:

– Я принес мирру.

– А я Гуччи, – с вызовом перебивает его Минни.

– Вон там сидит викарий. – Люк кивает на левую часть зала. – Просто если тебе интересно.

– Хватит. – Я прикусываю губу. – Смотри спектакль!

Но вот Минни, кажется, выдыхается. Над сценой повисает тишина, и тут, очнувшись, вступает Мария.

– Нам негде укрыться, – скорбно вздыхает она. – Гостиниц тут нет.

И при слове «гостиниц» у Минни что-то меняется в лице.

– Никакого мини-бара, – сурово предупреждает она и, повернувшись к Иосифу, грозит ему пальцем. – Никакого мини-бара. Никаких конфеток. Слишком долага!

Зал грохает.

– Чертовски верно! – кричит один из пап.

– Главное, «Таблерон» не берите! – вторит ему другой.

– У вас олл инклюзив, в столовой наедитесь! – подхватывает третий, и зал заходится от хохота.