– Быстрее, сюда!
Гена рывком разорвал подпиленные верёвки и вскочил. На дворе творился ад кромешный: с истошным ржанием метались перепуганные кони, вопили люди, посечённые осколками, потоптанные лошадиными копытами. Кто-то замер прямо посреди двора, впав в оцепенение, кто-то вопил, отдавая команды по-французски…
– Не спите, залезайте, пока нас тут не кокнули!
Это библиотекарша – стоит в кузове в полный рост, в руке ещё одна «лимонка». Из-за её спины выглядывает Лидочка, глаза огромные, полные страха…
Лёха-то где? Ага, вот и он – не смог разорвать свои путы и копошится на земле, тщетно пытаясь встать. Гена рывком поднял его, забросил в кузов, запрыгнул сам. Позади хлопнули выстрелы – один, другой, третий, – и что-то взвизгнуло над самым ухом.
«…Это они в нас? Плевать…»
«Пердунок» принял с места, разогнался, нещадно тарахтя движком и, плюясь чёрным соляровым дымом. Сбил, как кеглю, зазевавшегося француза с обнажённой саблей, с хрустом снёс секцию забора и, кренясь, вывернул на дорогу.
«…Мы что, уже прорвались?..»
IV
Вернулся поручик только к утру. Воинский лагерь уже проснулся и наполнился военной суетой – солдаты сворачивали палатки, грузили на обозные телеги «хурду», сворачивали в скатки шинели. По дороге, возле которой был разбит бивуак полуэскадрона Ростовцева, то и дело пылили батальоны, эскадроны, батареи – войска следовали в предписанном порядке на восток, в сторону Можайска, где, как успел уже сообщить мне Прокопыч, уже избрана позиция для генерального сражения. Наскоро проглотив по тарелке гречневой, с постным маслом и салом, каши, которые Прокопыч принёс от солдатского костра, мы принялись переодеваться в подобранную по распоряжению Ростовцева одежду. «Нечего вам, Никита Витальич, с приятелем вашим, людей смущать. Уж больно ваше нынешнее платье в глаза бросается, ещё за шпионов примут…» – сказал он, и мы с Рафиком вынуждены были согласиться. Аргументы типа: «шпион должен быть неприметным, зачем ему броско одеваться?» во внимание приняты не были. Так что, пришлось нам натягивать найденное в эскадронном обозе тряпьё: штопаные-перештопаные «пехоцкие» сюртуки зелёного сукна, полагавшиеся гусарам вне строя, полотняные штаны, фуражные шапки-бескозырки и стоптанные, хорошо хоть, не драные ботики – короткие, с фигурным вырезом поверху, гусарские сапожки. Чужая обувка немилосердно натирала ноги, и я с удивлением обнаружил, что в этом времени, похоже, не делают различий между правым сапогом и левым, компенсируя анатомические различия правильно намотанными портянками. Тоже наука, которую ещё предстоит освоить…
К мундирам полагалась кое-какая амуниция: парусиновая сухарная сумка через плечо и лядунка, что-то типа кожаной коробочки, которую следовало носить на широкой кожаной перевязи. В коробочке имелась деревянная вставка с двумя рядами отверстий – в них хранили скрученные из бумаги патроны. Нам пока класть в свои лядунки было нечего – зато я разжился ещё одной перевязью (здесь их называют «панталер»), на которую привесил свою шпагу. Прокопыч уже успел её наточить, и я с удовольствием опробовал оружие на ракитовых кустах позади палатки Ростовцева. Ничего так, рубит…
Поупражнявшись немного, чтобы привыкнуть к балансу нового клинка, я вернулся в палатку, напился квасу из стоящего в углу открытого бочонка, помог Рафику пристроить ножны от штыка на панталер рядом с лядункой – и тут в палатку вошёл Ростовцев. Вид у него был весьма довольный.
«Всё сошло как нельзя лучше! – объявил он с порога. – Генерал Дохтуров внял аргументам и позволил сей же час, не тратя времени, приступать к формированию партизанской партии». Для этого решено было взять полуэскадрон Ростовцева, добавив к нему полусотню донцов из числа приданных к шестому пехотному корпусу казаков. Кроме того, предвидя недовольство начальника Ростовцева (как же, подчинённый решил такое дело через его голову!) Дохтуров отправил к эскадронному командиру сумцев адъютанта с запиской, в которой пояснял, что-де сам вызвал поручика, чтобы возложить на него особое задание.
Перед отправлением Ростовцев выдал мне наган с патронами: «Я вам верю, Никита Витальич, так что вы уж меня не подведите…» Рафику тоже было предложено оружие – от сабли армянин с удовольствием заменил свой штык гусарской саблей, добавив к нему трофейный французский тромблон и пистолет. И тут же принялся осваивать мудрёный процесс заряжания под руководством гусарского вахмистра.
Не прошло и часа, как пропела труба – и сумцы, построившись колонной по три, направились вдоль обочины дороги на запад – в сторону, противоположную той, куда текли нескончаемой рекой марширующие к Бородинскому полю русские полки.