Шпага для библиотекаря

Миновав опустевшее Царёво-Займище (поле, сплошь покрытое завалившимися шалашами, балаганами из жердей и соломы, и чёрными лишаями кострищ, производило гнетущее впечатление) «партия» добралась до знакомого поворота на просёлок, ведущий в сторону оставленного имения Ростовцевых. Здесь уже велика была вероятность встречи с французскими разъездами, а потому поручик велел отряду укрыться в ближайшей рощице и выслал в сторону Бобрищ разведку – дюжину казаков и пятерых гусар под командой корнета Веденякина.

Я попросился в поиск с ними – сил не было больше сидеть и ждать, – но Ростовцев наотрез отказал. «В седле вы, вроде и держитесь, – сказал он с усмешкой, – но, уж простите, как собака на заборе. Да ещё и конь у вас незнакомый, случись погоня или верховая сшибка – будете обузой…»

И ведь не поспоришь! Тем более, что конь мне достался ещё тот – соловый мерин, взятый казачками у французов в недавней арьергардной стычке и проданный Ростовцеву за пять целковых. Добротную трофейную амуницию станичники зажали – подобрали вместо неё старое оголовье с порванными, связанными узлами поводьями, да накинули поверх потёртого суконного потника протёртое до дыр казачье седло. Я бы предпочёл строевое седло, принятое в русской кавалерии – такие были распространены и в наше время, и мне немало пришлось на таком поездить – но дарёному коню в зубы, как известно, не смотрят. Мерин, как выяснилось, характер имел подлый, пакостный, при всяком удобном случае норовил, вывернув шею, куснуть меня за ногу, а при остановках – делал попытки улечься, не обращая внимания на всадника в седле. Средство против этого подсказал мне один из казачков: «ты, вашбродие, как он башку-то поворотит, тут же по носу его сложенной нагайкой, кончиком – он и образумится…»

Из трофейной амуниции мне достался чемодан в виде длинного бочонка из тёмно-синего с жёлтой отделкой сукна и цифрами «7» на торцах. В него я запихнул, за неимением другого скарба, подаренную шинель и собственную одежду из двадцатого века.

В ожидании возвращения разведки Ростовцев, выставив, как полагается, охранение, велел распустить подпруги, напоить коней, задать им овса и, разведя костры, варить обед. В рощице нашёлся родник – к нему и бегали с котелками за водой с манерками и кожаными вёдрами, из которых полагалось поить лошадей. День предстоял длинный, когда ещё люди и лошади смогут вдоволь попить и утолить голод…

Миски и прочей походной утвари у меня не было – своя осталась в ДК вместе с рюкзаком и прочим походным хозяйством, а местным обзавестись я пока не удосужился. Пришлось одалживаться у ординарца Ростовцева, после чего мы с поручиком, устроившись на стволе поваленной берёзы, быстренькой расправились с кулешом, густой похлёбкой на пшонке и гороховом толокне, щедро сдобренной салом, и принялись обсуждать дальнейшие действия. Я предложил добраться сначала до ДК – французы наверняка уже его оставили, а оттуда, по следам гружёных фургонов преследовать неприятеля. Ростовцев после недолгого раздумья согласился – похоже, ему, кроме очевидной целесообразности предложенного плана, до смерти хотелось хоть одним глазком поглядеть на то, как жили в своём будущем потомки. Я не стал его разочаровывать. Конечно, сельских клуб далеко не лучший образчик быта второй половины двадцатого века, но кое что там, и правда, можно найти – ту же радиолу, к примеру, или электрическое освещение. Если, кончено, клятый пшек не посоветовал своим новым друзьям захватить вместе с книгами и генератор, а то и вовсе подпустить в здание красного петуха – просто так, по подлости натуры, или же следуя принципу «так не доставайся же ты никому!»

Кстати, вот интересно: пан Пшемандовский уже догадался, кто я такой на самом-то деле? Или он, в отличие от меня, не получил предупреждения от таинственных «нанимателей» о возможном визави, намеренном вмешаться в его собственные планы?

Подошёл Прокопыч, плеснул из манерки вина – не хлебного, как здесь принято называть водку, а обычного, красного, сильно разведённого родниковой водой. На мой вопрос «зачем понадобилось портить хороший продукт?» поручик объяснил, что эту привычку они переняли у французов, ещё в кампанию пятого года. Разбавленное кислое вино отлично утоляет жажду, особенно на жаре, да и в ожидании стычки с неприятелем голову всё же лучше держать незамутнённой. Вот вечером на биваке, перед сном – дело другое, там и пунш можно соорудить, и даже гусарскую жжёнку. Если найдётся, из чего, конечно.