Шпага для библиотекаря

«Ваша взяла, Никита Витальич… – покачал головой поручик. – С фурами, гружёными книгами, нам от поляков не уйти, и бой принимать нельзя. Против эскадрона улан нам нипочём не выстоять. Палите, только поскорее, ради Бога, а то провозитесь – и дождёмся беды на свою голову…»

И отошёл, засунув учебник истории в ташку.

Книги, особенно сваленные в кучу, и уж тем более, увязанные в стопки, горят плохо. Мы торопливо резали бечёвки, отдирали переплёты – Пушкин, Тургенев, большие жёлтые тома «Детской Энциклопедии», полные собрания сочинений Ленина и Маркса с Энгельсом… Сердце потомственного интеллигента, библиофила и книголюба, обливалось кровью, вопило: «что ты делаешь, немедленно прекрати!». А руки, тем временем, рвали, потрошили, поливали образовавшуюся груду солярой и керосином… Я чувствовал себя не просто вандалом – палачом Святой Инквизиции, предающим огню еретические фолианты, молодчиком-штурмовиком с нацистским значком на лацкане коричневой рубашки, сжигающим на площади сочинения Гейне и Томаса Манна…

Солярка вспыхнула чадно, дымно, и мы с Прокопычем и Рафиком (он всё понял, не возразил ни слова и только поглядывал на меня встревоженно) бегали вокруг костра, ворошили тлеющие книги жердями. Когда куча прогорела – поручик скомандовал «Все по коням! Стройсь!» – и мы поскакали назад. Предстояло ещё решить, что делать со зданием клуба. Там оставалось немало такого, что не стоило оставлять неприятелю – и единственно возможное решение было очевидно и мне и Ростовцеву.

Но – обошлось. Оставленный на месте засады казачий разъезд догнал нас спустя полчаса. Разведчики доложили, что поляки осмотрели брошенные повозки, побродили вокруг догорающего костра, выудили из кустов с полдюжины обозных солдат, сумевших избежать плена. Потом сложили на одну из повозок тела убитых французов и отправились восвояси, не удосужившись даже выслать дальше по просёлку разведку. Что ж, нам же меньше хлопот…

До поляны с ДК мы добрались не так быстро – тормозили обозные фуры с трофеями и плетущиеся пешком пленные. Я ехал впереди, рядом с Ростовцевым – и одновременно с ним увидел во дворе клуба ораву крестьян, вооружённых разнообразным дрекольем, и «пердунок». Из кабины Т-16 высовывался механизатор, а рядом стояла, разглядывая на въезжающих во двор, гусар, тётя Даша.

«…слава Богу, живы!..»

Разговор с бобрищевским старостой, возглавившим крестьян, не затянулся. Высокие договаривающиеся стороны предпочли обойти недавние разногласия – поручик не стал поминать старосте попытку неповиновения, Антип же, в свою очередь, обошёлся без упрёков типа «баре сбежали, а нас бросили супостатам». По команде поручика гусары спешились, стали привязывать лошадей у импровизированной коновязи на заднем дворе, где совсем недавно назад стояли конноегерские кони, о чём недвусмысленно говорили кучки навоза и соломы. Казачки заводили с крестьянами разговоры – как водится, насмешливо, свысока: «куцы вам, лапотным, супротив хранцуза? На печи сидите, покеда мы его побьем!» Будищевские вяло отбрёхивались – вилы, конечно, вилами, а спорить с весёлыми, разгорячёнными после удачного дела донцами как-то не с руки. Запросто можно и в рожу схлопотать.

Ростовцев, отдав распоряжение варить обед, уединился в ДК с Антипом и казачьим хорунжим для обстоятельной, подробной беседы. А я, покуда шли переговоры, успел пообщаться с тётей Дашей и узнал от неё все новости. Посетовал о безвременно погибшем «альпинисте» Лёхе, выслушал прогнозы насчёт состояния Гены – вполне благоприятные, медсестричка Людочка сумела и рану очистить, и пулю извлечь, и укол антибиотика сделала. Сделал заметку в памяти – сказать казачкам о беглом комсомольском вожаке Диме. Без знания местности, без куска хлеба в кармане далеко он уйти не мог, а значит, рано или поздно либо объявится в одной из окрестных деревень, либо попадётся тем же французам. Если, конечно, не сгинет, как пророчил староста Антип в болоте – они здесь глухие, непролазные, и безопасные тропы через них известны только местным.

Примерно через час на дворе появился Ростовцев – от бравого гусара явственно тянуло сивухой. Они со старостой Антипом сошлись на том, что вместе бить супостата будет сподручнее, особенно с учётом того, что бобрищевцам эти места родные, знают тут каждую тропку. В качестве базы для объединённого партизанского отряда решено было избрать ДК. Места достаточно, и для более крупного отряда, а расположение таково, что действуя по просёлкам, можно держать под наблюдением и Смоленскую дорогу, и окрестности Вязьмы и Царёва-Займища, где уже повадились шастать неприятельские фуражиры.

Заодно поручик объявил о ближайших планах. Хорунжий со своей полусотней остаётся здесь, имея задачей следить за Смоленским трактом, попутно обучая воинскому делу крестьян. Для них Ростовцев пожертвовал почти все трофеи – сабли, карабины, пистоли гусар и тесаки с мушкетами солдат-обозников. Антип сам не свой от радости: «Удружил, барин, теперь ужо мы им покажем, где раки зимуют!..»