Шпага для библиотекаря

Я совсем было собрался поделиться этими соображениями с Ростовцевым, но поручик и без меня пришёл к тому же выводу. О, отрядив корнета Веденякина командовать застрельщиками, скомандовал остальным гусарам отходить и строиться в поле, в ста шагах от кромки кустарника. Легкие кони сумцев преодолеют это расстояние единым броском, не оставив карабинерам времени на перестроение и разгон для встречного разгона.

…Ростовцев разрядил в налетающих французов пистолет, и я ясно видел, как передний, с капитанскими эполетами, виднеющимися из-под кирасы, качнулся от сильного удара в грудь. Но круглая свинцовая пуля, пущенная с дистанции в десять шагов, бессильно сплющилась о металл. Карабинер, здоровенный малый с усами, закрученными чуть ли не до висков и тёмной, обветренной физиономией, хоть и качнулся назад, но усидел в седле – и с криком «rendez-vous, officier![23]» занёс над головой поручика свой палаш. И опрокинулся на круп своей лошади, но уже с аккуратной дыркой прямо напротив сердца – пуля, пущенная из нагана, легко прошила щегольскую, выложенную латунью кирасу. Второй француз шатнулся на скаку влево, и это спасло его от следующей пули – но не уберегло от молодецкого взмаха гусарской сабли, разрубившей красную волосяную «гусеницу» на каске. От удара подбородочный ремень лопнул, каска полетела в траву, и карабинер, припав к гриве своей лошади, заорал оставшимся своим товарищам:

– Tuez-le![24]

Т-дах! Т-дах! Т-дах! – ответил ему наган, и оба француза вылетели из сёдел, словно кегли. Когда же я надавил на спуск в четвёртый раз – ударник щёлкнул вхолостую и мне, чтобы уберечься от очередного карабинера, решившим изобразить своим палашом ветряную мельницу, пришлось дать шпоры коню, судорожно нашаривая свободной рукой рукоять шпаги.

Я успел в самый последний момент. Клинок француза со звяканьем отскочил от моего и скользнул по гриве лошади. Та в испуге прянула в сторону – и я кубарем, спиной вперёд, полетел в ракитник.

Густые ветки смягчили удар. Но при попытке выбраться оказалось, что ветки вцепились в шнуры-кутасы на груди ментика (вчера кто-то из гусар поделился со мной и Рафиком старым обмундированием), и держали теперь мёртвой хваткой. Я рванулся изо всех сил – сукно затрещало, полетели оторванные пуговицы, но освободиться из капкана не удалось. Я расстегнул оставшиеся пуговицы, освободил руки, зажал обнажённую шпагу подмышкой, и принялся выпутывать своё имущество из кустов, и тут за спиною раздался дробный конский топот. Я живо обернулся (ментик при этом почему-то высвободился сам собой) и увидел скачущего на меня карабинера с занесённым над головой палашом.

Шпага прыгнула мне в руку; я отпрянул в сторону, пропуская всадника мимо себя, и отвёл клинком кончик палаша, едва не раскроивший мне череп. Карабинер хрипло выругался по-французски и повернулся на месте, поднявшись на стременах для нового, смертельного на этот раз, удара. Парировать его смысла не имело – клинок, в который вложен вес владельца и бешеная энергия замаха, легко смели бы подставленную шпагу – а потому я снова отпрянул в сторону, махнув зажатой в левой руке ментиком навстречу обрушивающейся на меня стали.

Навык, приобретённый на бесчисленных тренировках по историческому фехтованию, не подвёл. Суконный, тяжёлый от нашитых шнуров и пуговиц, ментик захлестнул эфес, нижнюю часть клинка, сбивая удар в сторону и запутывая лезвие и переплетённые дужки гарды. Карабинер, не ожидавший промаха, качнулся на меня, я рванул ментик – и француз, не успевший выпустить рукоять палаша, вылетел из седла. Правая нога в высоченном ботфорте при этом застряла в стремени, и он повис, отчаянно ругаясь и безуспешно стараясь вырвать у меня свой палаш. Тогда я сделал шаг вперёд и с размаху ударил карабинера эфесом шпаги в лицо – раз, другой, третий. Голова его запрокинулась, каска слетела и покатилась под копыта коня – а я, не медля ни секунды, добавил удар навершием по темечку, от которого мой противник обмяк и повис в стремени безвольным кулем. Кровь из рассечённой во многих местах кожи заливала его лицо и воротник мундира, высовывающегося из-под кирасы.

Снова ударил громкий лошадиный топот, и я обернулся, подняв перед собой шпагу. Но тревога оказалась напрасной: вдоль опушки со стороны дороги скакали казаки с уставленными длинными пиками – долгожданное подкрепление, наконец, прибыло! Не обратив внимания на мой крик "Помогите, братцы!", донцы пролетели мимо, по направлению к карабинерам, сбившимися в кучку у края оврага – там вскоре завязалась отчаянная схватка, и среди синих кафтанов донцов и латунных кирас и касок французов замелькали серые ментики сумцев.