Шпага и кнут

– Сама быстрее! – огрызнулась Катарина. – Гребу, как могу.

– Без паники, сеньориты! – призвал их к спокойствию Генорре. – На наше счастье ваш служака действительно меткий стрелок.

Требовать каких либо пояснений не пришлось – на корабле грохнула пушка и ядро разнесло в щепки нос первой пиратской шлюпки. Это сразу остудило пыл и остальных пиратов.

Генорре с победным видом подкрутил ус, подмигнул девушкам и произнес:

– Добро пожаловать на борт, сеньориты!

Глава пятнадцатая

– Святое коромысло! – в негодовании воскликнул Генорре. – Сеньориты, вы что, вдвоем не можете подтянуть один шкот?

Девушкам и в самом деле совсем не просто было управляться с парусами. По возможности на помощь им приходил Альгерадо, чаще же приходилось справляться самим.

– А вы бы подошли и помогли двум слабым девушкам вместо того, чтобы орать! – огрызнулась Лионелла.

– С удовольствием помог бы вам, сеньориты, но кто-то должен управлять этим корытом. Я не могу оставить штурвал. Не стойте, подтяните этот чертов шкот.

Девушки одновременно скорчили гримасы крайнего недовольства, адресованные капитану, и снова ухватились за канат. Однако растрачивать силы на подтягивание паруса им не пришлось – могучие руки ухватились за канат и так резко потянули, что девушки едва не упали, утратив равновесие.

– Мирингельм! – воскликнула Катарина, радуясь не столько тому, что видит чародея в добром здравии, сколько тому, что теперь можно всю физическую работу взвалить на его плечи.

– Ну, наконец-то! – не менее радостно воскликнула Лионелла, испытывая те же смешанные чувства, что и соперница. – Долго же ты спал.

– В самом деле? – удивился великан, закрепляя конец каната.

– Да уж, – со смехом ответили девушки.

Мирингельм действительно провел во сне два дня. Островок с его коренными обитателями, чьи стрелы послужили причиной столь длительного сна чародея, остался далеко за кормой. Там же на острове остались и мятежные пираты, отрекшиеся от своего капитана. Последние удостоились жалости со стороны Катарины, на мгновение поддавшейся слабости, однако капитан был непреклонен и, поминая святое коромысло, наотрез отказался взять их на борт. Впрочем, Альгерадо успокоил Катарину, заверив, что разрушения на эр-шихорамском корабле не так уж велики и при желании пираты вполне могут починить судно и покинуть остров.

Несмотря на крепкие руки Мирингельма, все же управляться с кораблем таким малым экипажем оказалось довольно сложно. Больше всех создавшимся положением были недовольны конечно же девушки, кроме того, между ними в очередной раз обострился дух соперничества. Каждая из них старалась быть поближе к Альгерадо, задирая друг друга, что в свою очередь не очень-то нравилось капитану. Неизвестно, чем именно руководствовался Генорре: испытывал ли он сам какую-либо привязанность к девушкам, беспокоился за неразглашение тайны сокровищ или просто ратовал за поддержание должной дисциплины, однако давал своему экипажу такие поручения, чтобы при их выполнении девушки находились подальше от альгвазила. Насколько Катарина и Лионелла раздражали друг друга, настолько же и Альгерадо с Генорре демонстрировали откровенную взаимную неприязнь. Что же касается Мирингельма, чародей практически постоянно пребывал мыслями так далеко, что был не в состоянии адекватно воспринимать действительность, что, собственно, уже никого не удивляло.

Насколько сложно управлять кораблем столь малыми силами и не имея никакого опыта, все поняли спустя три дня, когда покрепчавший ветер взволновал поверхность моря и к ночи разыгрался шторм. Придя к выводу, что его команда просто не в состоянии расторопно управляться со снастями, Генорре приказал убрать все паруса, пока их не сорвало ветром – бриг лег в дрейф, отдавшись воле волн.

Организм Катарины, слегка пообвыкшийся с морской качкой, теперь вдруг напомнил своей хозяйке, что такие испытания не для него. Девушку так мутило, что даже Лионелла, сперва испытавшая немалое злорадство, прониклась сочувствием к страдающей сопернице. Не в силах терпеть муки, Катарина поспешила на свежий воздух из трюма, куда их обеих прогнал Генорре. Лионелла подставила плечо спутнице, в этот миг девушки забыли о соперничестве и вновь почувствовали себя подругами.

На палубе их встретили соленые брызги, ураганный ветер и недовольный возглас капитана:

– Святое коромысло! Куда вы выперлись, сеньориты?! Живо назад!

– А не засунули бы вы свое коромысло, сеньор!.. – огрызнулась цыганка.

Она погладила Катарину по плечу и участливо спросила, вернее, крикнула в самое ухо, ибо иначе спутница просто ничего не услышала бы за воем ветра и ревом волн:

– Ну как ты, подруга?!

– Умираю, – простонала Катарина, так тихо, что осталась не услышанной.

Впрочем, Лионелла и так отлично понимала, каково сейчас дворянке. Даже она, никогда не имевшая поводов жаловаться на морскую болезнь, боязнь высоты, мигрень и прочие благородные хвори, теперь, находясь на палубе корабля, то вздымавшейся вверх, то падающей вниз, чувствовала себя не намного лучше, чем Катарина.