Шпицбергенский дневник

Соколов в молодости был профессиональным футболистом, игравшим в знаменитой классной команде «Шахтёр». Он привык к славе, которая сопровождала его и потом, когда он стал самым молодым директором шахты в Донбассе. Потому его и послали на Шпицберген заменить директора, при руководстве которого в шахте Баренцбурга погибли люди. В те времена руководители несли персональную ответственность за смертные случаи в их подразделениях.

Быстро менявшуюся обстановку в стране бывший талантливый футболист оценил мгновенно, как оценивал острые моменты на футбольном поле, и нашёл для себя новый стиль игры, позволивший пережить двух генеральных директоров треста и споткнуться лишь на третьем. Так случалось и в футболе, когда кто-то из соперников оказывался попроворнее и перехватывал мяч.

Главное при этом было остаться неповреждённым и продолжать играть пусть даже в другой команде и на другом поле. Это Соколову удалось.

Однажды Александр Леонидович, так звали директора рудника Баренцбург, пригласил меня к себе домой и попросил позаниматься с его дочерьми английским языком. Я с удовольствием согласился, поскольку мне понравились его девчонки. Ларисе было, кажется, лет пять, а старшая Маша уже училась в школе. Но для меня важно сейчас не это, а то, как директор предложил рассчитываться со мной за уроки.

— Я тебе вот что предлагаю, — сказал он с выражением делового человека на лице, — Ты сам видишь, что деньги в России обесцениваются. Если я буду платить тебе каждый месяц определённую сумму, то неизвестно, что с этими деньгами произойдёт и ты останешься на бобах. Поэтому давай сделаем бартерный обмен: ты будешь учить моих детей, а я тебе время от времени буду давать нужные тебе и твоей жене вещи. Мне не сложно было догадаться, что он имеет в виду не те вещи, что лежат у него дома, а совсем другие, которые хранятся на складе рудника, коим директор распоряжался по своему усмотрению.

Это был нарождающийся в России бизнесмен. В правоте его слов нельзя было сомневаться. Очень скоро зарплата, полученная мною в течение года на руднике, действительно превратилась в груду малоценных бумаг. Но так произошло со всей страной, со всеми, кто не занимался коммерцией и не нажил себе капитал в виде недвижимости и ценных предметов. Так что выданные мне по указанию директора костюм, обувь, дублёнка и некоторые другие вещи, сохранившиеся до сих пор, оказались для меня ценнее заработанных и потерянных в то время денег.

Наши служебные взаимоотношения с директором рудника складывались довольно странно. Сначала, когда я был простым переводчиком, и чуть позже, став заведующим созданным мною туристическим бюро, должности эти входили в штат рудника и подчинение директору было понятным, хотя непосредственным начальником у меня всё же был уполномоченный треста «» Арктикуголь», стоявший рангом повыше директора рудника.

Но вот меня самого назначают уполномоченным треста по рекомендации или, может, просьбе самого Соколова. После этого назначения Александр Леонидович, как бы в шутку, сказал:

— Теперь не ты у меня, а я у тебя в подчинении.

Однако видел ли кто-нибудь, что бы зарплата начальника зависела от желания подчинённого? А именно так было в данном случае. Приказом я числился уполномоченным треста и одновременно заведующим туристическим бюро. Как уполномоченный я должен был подчиняться только генеральному директору треста, а как заведующий туристическим бюро — директору рудника.

Но зарплату начисляла бухгалтерия рудника, то есть с ведома и при подписи директора Соколова. Это создавало некоторую двойственность моего положения. С одной стороны, теоретически я имел право требовать от руководства рудников (тогда их было два) отчётности по ряду вопросов и давать другие распоряжения, связанные с приёмом иностранцев, с другой стороны, генеральный директор практически все распоряжения из Москвы, касающиеся моей работы с иностранцами передавал не лично мне, а через директора рудника, с которым связывался ежедневно, что и ставило Соколова в положение распорядителя.

Правда, по этим вопросам мы никогда не ссорились с Соколовым, и он никогда не вмешивался в мою работу, тем более, что своих обязанностей у него было предостаточно. Однако двойственность моего положения мне приходилось всегда учитывать, так как было понятно, что, попросив назначить меня на эту должность, Соколов мог точно так же попросить снять меня с работы. Но я никогда не держался за свою работу, не смотря на то, что она мне нравилась, не боялся её потерять, так как, во-первых, зарплата моя была весьма низкой, и найти на мою должность кого-то другого было довольно проблематично, а во-вторых, я знал, что всегда могу найти себе работу на материке и не пропаду без треста «Арктикуголь». Эта моя уверенность и позволяла чувствовать себя независимым в ответственные моменты.