Штамба

— Он красивый, отец, — сказала Светлана. — Ты его любишь?

Ольга пожала плечами.

Меньшенин сам смерил ему давление. Вновь перелистал историю болезни, она лежала тут же, на тумбочке. Глаза его на секунду замерли на листочках анализов. Только на секунду, но и этого было достаточно, чтобы Мария Сергеевна поняла: положение Коли грозное.

— У меня много дел, которые необходимо закончить, — уже мягче, понимая, что победил, сказал Климников. — Мне необходимо знать, сколько у меня времени.

…Вернулись они в сумерках.

Он вернулся через некоторое время с сучьями для костра. Они вместе развели костер. Стеша поднялась, а он еще что-то делал у костра и вдруг сказал:

На исходе третьих бесконечных суток, в сотый раз щупая пульс, она ощутила под пальцами упругие четкие толчки. Артериальное и венозное давление тоже было близко к норме. И только сейчас она поняла: Коля будет жить. Она поднялась с того места, где просидела столько времени. Палата поплыла перед ее глазами, и ей пришлось даже опереться о стену.

— Михаил Иванович! Батюшки! Уж тут — ждали, ждали… А приехал — никого.

Он мягко подвел машину, так что буфер чуть не уперся в кованые темно-зеленые ворота. Еще некоторое время он сидел, не снимая ладоней с руля, потом вышел. Он обошел машину, открыл заднюю дверцу, достал Натальин рюкзак, вспомнил, как она лихо бросила его на сиденье, потом открыл дверцу и перед ней.

— Так и полетите? — угрюмо спросил старший лейтенант.

Стеша, не отвечая ей, сильно взяла ее за руку.

— Собирайтесь, капитан, сейчас летим.

А этот город нес на себе отпечаток столетия, которое прожил. Новые микрорайоны возникали в стороне от основных трасс, пересекавших его, словно линии координат, строго под прямым углом.

— У нас есть широкий, но не длинный халат? — спросила она бабу Веру в приемном.

На рассвете, когда уже можно было различить в этом своеобразном, неповторимом парке — кусочке тайги — отдельные стволы, когда осторожно, словно пробуя спросонья голоса, заговорили птицы, он, накинув на плечи тужурку с орденами, в которой встречал маршала, спустился вниз к дежурному офицеру, позвонил в штаб и попросил связать его со штабом Поплавского.

Арефьев вышел. У порога палаты он увидел Меньшенина, Марию Сергеевну и еще нескольких врачей. Они молча смотрели на него. Он взял Меньшенина чуть повыше локтя и сказал:

— А знаешь, Анатолий Иванович, ничего готовить не надо. Пусть увидит все, как есть.

И Ольга, застегивая халатик, появилась перед ним в шлепанцах на босу ногу, с приготовленными к ночи своими прекрасными чистой отливки волосами.

В тот самый момент, когда станции слежения потеряли чужой самолет, Курашев обнаружил его. Для остальных, кто за ним следил, «А-3-Д» словно сгорел. Не было его и на втором обороте луча и на третьем. И сколько бы потом ни смотрели они там на экраны, его уже не было.

Она снова поглядела на Меньшенина, но уже растерянно. Он ответил не сразу.

Потом он вышел из коттеджа и встал на дорожке, посыпанной мелкодробленым горным камнем, темным от росы.

Только сейчас Мария Сергеевна подняла руки и коснулась пальцами его лица:

И Мария Сергеевна поняла, что и она может сейчас говорить с ним с тою же прямотой и откровенностью.

Он остановился ступенькой ниже.

— Ошибаться может и мастер, — негромко возразил Жоглов, глядя снизу вверх в стальные глаза Зимина. — Пишут-то солидные люди. Тоже мастера, да к тому же ученые.

— Ты знаешь, Поплавский, — сказал он. — Мы с тобой выдержали. И твои ребята выдержали. Хорошие у тебя летчики! А это ЧП, ну, с «Аннушкой», оно не имеет к тебе никакого отношения. Ты понял?

— Повторяю. Авторское повторение. — Говоря это, Валеев приблизился к полотну и откинул занавес — Заказ есть, и сам решил кое-что улучшить.

— Прости, бабушка. Здравствуй. Вот мы все и собрались. Все три женщины.

Варфоломеев вел «Волгу» в объезд. Дорога была хорошей. Уже на памяти Алексея Ивановича это шоссе расширили на несколько метров в обе стороны, залили каким-то особенным, прочным асфальтом, проложили по сторонам широкие тротуары, оттеснив здания, воздвигали бетонные и стальные столбы-светильники, подстригли некогда буйные тополя, обставили их чугунной оградой… Алексей Иванович из окна машины видел продольные швы на шоссе — где старое полотно смыкалось с новым. Варфоломеев чуть заметно улыбнулся ему, полуспрашивая: «Мол, правильно, что я не гоню машину и еду в объезд?» И Алексей Иванович отметил про себя это особенное качество шофера, который давно, может, всю жизнь, возит начальство на хорошо ухоженной и отлаженной машине.

— Я буду очень рада.

А Мария Сергеевна, начавшая было говорить привычно, вдруг осеклась, помолчала и тихо, одним дыханием спросила:

— Вот, — повторил он. — Я кое-что уточнял… Итог подводил. Мне пора уже итог-то подводить. Семьдесят мне. Две войны за плечами, два восстановления… А это — вам.

— Хорошо, Оля. Пусть так… — Она помедлила там, в своей комнате, где книги, где все изящно, как она сама, и добавила вдруг, едва скрывая тревогу: — Но если завтра прилетит отец, ты бы не поехала на аэродром?