Штамм «Стилински» (СИ)

Продолжает бубнить, свернувшись клубком и поджав ноги. Вырубается мгновенно, едва подложив под голову еще и сложенные ладони.

Дерек с минуту выжидает, замерев посреди просторного помещения, и вслушивается в мерные удары сердца.

Замедляется пульс, дыхание выравнивается и… Почти верит, что Стайлз его не разводит, чтобы попытаться провернуть какую-нибудь пакость, и наконец-то возвращается в свою остывшую постель.

Прямо так, в плотных джинсах. Чертыхается про себя, поминая припизднутого Стилински, и неожиданно быстро вырубается под его сопение и изредка вырывающиеся из незакрывающегося даже во сне рта обрывки фраз.

То ли потому, что теперь не только пульсация крови по венам самого Дерека разгоняет накрывшую пустующее здание тишину, то ли потому, что Хейл настолько заебался вытягивать всю свалившуюся на его плечи ответственность в одиночку, что иногда бывает не так плохо забыться на время и проиграть в словесной баталии наглому подростку. Потому что ему необязательно всегда быть главным.

Потому что не такому уж и раздражающему временами.

Дерек презрительно фыркает и, не размыкая век, рывком перекатывается на правый бок.

В небе над Бейкон Хиллс снова сверкает молния. Поутихший было ливень расходится с новой силой.

***

Тесно и стягивает грудину.

Не может вывернуться, ослабить давление сжавших ребра стальных полос или хотя бы перекатиться на спину.

Вокруг темно, жарко настолько, что волосы влажные, ко лбу липнут. Дышать тяжело.

Явственно тянет золой и почему-то паленым мясом.

Кое-как заваливается на бок и упирается лбом в свежие, грубо ошкуренные доски.

В ящике.

Теперь еще и запах сосновой смолы в ноздрях.

Дерек не понимает.

Связанный, он словно дезориентирован, и самое страшное то, что он абсолютно один. Ни единого звука не доносится.

Тишина такая же плотная, как и темень, залепившая его зрачки.

Выдыхает.

Легкие тут же отзываются тупой болью.

Шорох?..

Один-единственный во всей непроглядной черноте шорох!

Замирает, даже пульс в его венах замедляется, кажется, и ждет… Ждет, выпустив крепкие когти, от которых сейчас совершенно нет толку. Потому что его руки тоже связаны, крепко стянуты за спиной.

Путы не разорвать.

Горячее становится, жарче, капли соленого пота собираются над губой, и его неизменная белая майка кажется уже насквозь мокрой.

Только не спасает от жара, не спасает от удушающего черного дыма, видеть который Дерек не может, но зато отлично чувствует, как тот опаляет обонятельные рецепторы, забиваясь в ноздри.

Движение за спиной! Близко! Прямо поверх плеча, едва не зацепив ключицу, и снова загробно тихо.

И кажется, Хейл начинает понимать, где находится.

Его глаза непроизвольно расширяются, пусть он все также ничего не может увидеть в этой тьме, и вместе с тем наконец-то начинает слышать.

Слышать негромкий треск, с которым ненасытное пламя пожирает сухое дерево.

Куда более явный, чем минутой ранее, скрежет уже над головой и… Прикосновение сухой, шершавой ладони к предплечью.

Дергается, выгибается до ломоты в позвонках, чтобы хоть как-то отодвинуться, избавиться от этого ощущения, как тьма отступает в единый миг и все вокруг оказывается залито ослепляюще-ярким оранжевым.

Лисьим, с переходом в раскаленный алый и почти белесый голубой.

Смотреть больно, слезы наворачиваются, режет глаза и… Осознает вдруг, что заперт был не только в ящике.

Комнате.

Узнает проступающие сквозь танцующий жар очертания и понимает, где находится.

Понимает, что не раз и не два здесь был.

До пожара и после.

Понимает, что заперт в подвале и пламя, перекинувшись с порядком изъеденной, обугленной балки, принимается за его ноги.

Махом оплавляет джинсы, и Хейл готов поклясться чем угодно, что на миг словно ухмыляется ему, принимая очертания женского лукавого рта и…

Вот сейчас болью накроет, сейчас… Сейчас!..

И… вскидывается, садится рывком на кровати, оказавшимися свободными вмиг руками скидывает чужую прохладную ладонь с плеча и с рыком подминает под себя ее владельца.

Хватает за грудки и наваливается сверху.

Только вот под ним оказывается вовсе не тварь, подкравшаяся к нему со спины, а всего лишь Стайлз.

Подкравшийся так незаметно, что Дерек, поглощенный своими не радужными сновидениями, почувствовал это, только когда тот прикоснулся к его плечу.

Почувствовал, вырвавшись из лап новой вариации старого, преследующего его годы видения.

В ящике он заперт еще не был.

Тяжело дышит, ощущает, насколько влажной стала кожа, чувствует, как пощипывает губы от соленого пота.

Стайлз же… неподвижен.

Замер с приоткрытым ртом и только моргает, инстинктивно вцепившись в перевернувшие его руки. Сжимает запястья Дерека и смотрит куда-то сквозь.

Только сердце бешено долбится.

– Твою мать, Стилински… – сдавленно, сквозь невесть когда успевшие удлиниться оскаленные клыки давит из себя Хейл и медленно разжимает пальцы.

Откатывается в сторону, нашаривает на полу рядом какую-то тряпку, оказавшуюся скомканной темной майкой, и отирает лицо и шею.

Чувствует себя самую малость конченным, даже несмотря на то что Стайлз сам виноват.

Нехрен было лезть в чужую койку.

Нехрен было припираться в чужой лофт.