Штормовое предупреждение (СИ)

Чуткое обоняние подрывника нигде не уловило запаха крови или пороха, и он почти расслабился. Ему до сих пор еще не удалось привыкнуть к этой смене обстановки, но он знал, что через пару дней – если сейчас дело кончится хорошо – все устаканится. Посреди коридора он остановился перед галереей старых черно-белых еще фото, взятых в винтажные рамочки – металлические, но с завитушками. С фотографий на него строго и застенчиво глядели незнакомые люди. Горло зацарапало опасливое подозрение, что люди эти следят за ним, и захотелось повернуть фото к стене, но он удержался от этого порыва – прошел мимо, то и дело оглядываясь, как если бы рассчитывал поймать черно-белых людей за подглядыванием, и успеть заметить, как торопливо они отведут взгляд.

По узенькой чердачной лесенке он вскарабкался, боясь цепляться за слишком для него хрупкие расшатанные перила, наверх, под самую крышу, где тусклый запах затхлости ощущался совсем иначе. Пробрался между коробок и рассохшихся садовых стульев к круглому окошку, распахнул его, толкнув, и высунулся, жадно вдохнув морозный воздух. Серебристая пыль ворвалась в дом, потревожив его застойный покой, и Рико был рад почувствовать, как заколебалась в углах паутина и как ощутимо вокруг свежеет. Он захлопнул окно, уже зная, что ни у старого дома, ни тем более у его заскорузлого чердачного закутка больше над ними власти нет. Дом покорен, как дикое сказочное чудовище, свален на спину ударом ледяного копья марширующей в лобовую атаку зимы. Зимнее дыхание вырвало его якорь из песков времени, снова отправляя в плаванье, и дому ничего не оставалось, как послушно влиться в сегодняшний день и сегодняшнюю реальность…

На темной лестнице, когда подрывник шел обратно, ему вдруг послышалось, как за спиной, во мраке, что-то потрескивает. Звук был очень похож на тот, какой издает, стремительно укорачиваясь, горящий бикфордов шнур. И, хотя Рико знал, что трещит безобидная рухлядь, все равно снова ощутил себя там, где ночевал еще вчера. Тревожное, неспокойное место, где земля пахнет металлом, и такая сухая и желтая, застывшая ребристой коркой, а небо белое и низкое, затянутое рваными злыми облаками. Иногда они разражались серым свинцовым дождем, и тогда земля раскисала, превращалась из желтой в коричневую, становилась глинистой скользкой грязью. В этой паршивой грязи ничего было невозможно – ни идти по ней, ни сидеть, ни лежать, ни закапывать павших. Тела покойников, раздутые, потемневшие, смывало грязью, и эти потоки мертвых в любой момент могли пресечь твой путь, если госпожа Фортуна тебе не улыбнется. А эта капризная стерва частенько только щерила зубы, вроде бы и готовая смилостивиться, но в последний момент все равно оставляя с носом. А уж как она клацнула зубами им напоследок… Пожалуй, странно, что не выдрала добрый шмат мяса из чьего-то бока. Видимо, решила оставить своих старых знакомых для дальнейших забав: не в последний раз они садятся за ее игорный стол, не в последний… Рико тревожно принюхался – не принесет ли ветром запах гниющего мяса – но все осталось по-прежнему спокойно. Он убрал руку от пояса – потянулся за штык-ножом, даже не задумавшись о том, что делает.

Маленькая узкая лесенка, снизу казавшаяся короткой, сверху вытянулась вдруг, а балясины на перилах раскрылись, как раскрывает ребра вспоротая грудная клетка. Показалось, что где-то между ними забилось, спряталось и боится вздрогнуть сердце – лиловый пыльный комок.

Рико поискал его взглядом, но не обнаружил – хотя обычно у него не возникало проблем с тем, чтобы найти во вспоротом теле внутренние органы. Он положил руку на перила и сжал ее, как будто призывая эти разбушевавшиеся ребра к порядку. Пусть не думают, что его легко сбить с толку. Сделал шаг вниз, затем еще один, и вдруг кинулся, напрыгивая, придавливая к полу жертву – пыльный лиловый мягкий комок, который он накрепко стиснул, готовый сдавить сильнее, если тот станет вырываться. Но дом, очевидно, понимал, что этого лучше не делать, и сердце осталось недвижимое, послушное, притворно-покорное. Рико запустил пальцы в его мягкое нутро, впиваясь цепко – и выдрал его из межреберья, преодолев слабое сопротивление. И теперь держал крепко, но позволяя все же добыче свободно болтаться.

Сероватая штукатурка дома в темноте казалась белой, а змеящиеся по ней трещины будто ползали туда-сюда, сплетничая у него за спиной, передавая последние новости, пока он уходил от них прочь – назад, к другим людям.

-Рико! – послышался снизу знакомый голос, и он кубарем слетел по лестнице, торопясь оказаться на месте как можно скорее. – Где ты шляешься?! Я говорил тебе не уходить в самоволку?! Хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что с Манфреди и Джонсоном?! Что это у тебя?

-Подушка от дивана это у него, – тут же вмешалась Марлин. – Где ты только ее нашел?