Штормовое предупреждение (СИ)

Ему потребовалась доля секунды, чтобы вспомнить этот эпизод в деталях. Самое жуткое было в том, что тогда-то страшно не было. Он осмыслил, что произошло, и не запаниковал. Знал, что и как нужно делать. Что нужно сломать доски внизу ящика и понемногу отгребать ссыпающуюся землю, стараясь переместить тело в сидячее положение. Перестраховщик до мозга костей, он всегда старался предвидеть, что с ним произойдет – что может произойти – и быть готовым заранее. Так же, как людей учат поведению во время пожара или аварии, так же и он старался накопить знания о способе действий в стрессовых ситуациях, когда долгий анализ будет невозможен. Лучше все обдумать заранее. И он ведь обдумал. Он знал, что и как делать. Он просто не смог. Два часа – час и пятьдесят шесть минут, если быть точным – он провел в этом ящике, пока его не нашли и не отрыли свои. Повезло, чего там. Но ощущение бессилия, осознание того, что ты знаешь, как поступать, но сделать этого не можешь, оставило на нем несмываемый след. Эти два состояния всегда были связаны для него нераздельно: знание о пути и следование ему. Столкнуться с тем, что они могут быть разделены, оказалось для Ковальски неприятным опытом. Как и приобретенная клаустрофобия.

Он с усилием, перебарывая сон, заставил себя пошевелиться, убеждаясь, что он свободен в движениях. Странное чувство: осознание факта панической атаки было ему знакомо. Обычно его не беспокоила лифтовая шахта или маломерный кокпит, если он знал, что где-то – пусть и в десятке метров – выход оттуда есть. Но оказаться в пространстве, отрезанном от внешнего мира или настолько ограниченном, что не пошевелить ни рукой, ни ногой – вот это было кошмаром…

Рядом он ощутил движение, и его коснулась чужая рука. Паника немедленно съежилась, как ком бумаги в огне, и истлела. Если его коснулись, значит рядом кто-то есть еще. А если он есть, значит, пространства для этого достаточно. В следующую секунду в глаза ударил свет – это Рико попросту вытряхнул его из одеяльного кокона, куда с таким усердием закатал какое-то время назад, а теперь смотрел виновато и извиняющееся. Хотел ведь как лучше.

Ковальски успокаивающе коснулся руки подрывника – все нормально, такие сны – обычное дело. Он и дома-то часто спал в лаборатории, потому что там более открытое пространство, чем на его койке, где он целиком все равно не помещается. А если, не дай небо, свезет проснуться, когда лежишь лицом к стене – так и навернуться надолго, с его-то третьей от пола ниши…

В палатке Рико всегда выбирал место возле него. Всегда. “Чтобы не допускать новых рецидивов старой фобии”, – думал Ковальски. “Потому, – думал он еще,- что Рико всегда норовит облапить того, кто рядом, и эта манера здорово выручает, когда ты пытаешься задавить свою клаустрофобию, особенно в первое время после того инцидента. А позже, вероятно, это стало обыкновением…”.

Он и сейчас чувствовал, как Рико устраивается рядом, держит его, и думал о том, сколько в этой традиции от привычки, и сколько – от другой причины, о которой он никогда не размышлял. Сколько раз он хотел засыпать в чужих теплых объятиях и отворачивался от напарника, утыкаясь в свой спальник носом?

Позже, когда чужое дыхание выровнялось, подрывник пересел, заслоняя от Ковальски свет пламени, чтобы тот не бил в глаза. Он занимался какой-то работой – точнее был занят ею, пока лейтенант пребывал в обители Морфея, но прервался, почуяв чужое беспокойство. Ковальски не видел, над чем именно Рико трудится, для этого надо было бы привстать, но по характеру движения предположил, что тот точит ножи. Это почему-то – впрочем, известно, почему – подействовало на него успокаивающе. Других людей этот маньяк с оружием в руках настораживал, но Ковальски с ним провел рядом много времени и знал, что, если тот возится с оружием, чистит его, например, значит, во-первых, все безопасно, и Рико не ожидает, что вскоре оно ему может пригодиться, а во-вторых, доверяет лично тебе, потому что позволяет видеть бреши в своей обороне.

Это была настолько домашняя, в его понимании, мирная сцена, что он как-то без обычных над собой усилий стер воспоминание о кошмаре и закрыл глаза спокойно.

Все нормально. Все хорошо. Будет. Может быть, даже у него.

Рико медленно и неторопливо касался губами его спины – каждого выступающего позвонка. Одного за другим, не пропуская ни единого, по очереди, будто перебирал четки. Ковальски тихо млел под его касаниями, про себя просто надеясь, что это чудо не кончится слишком быстро.

У него болела спина. У него и внутри болело, спеклось, выло, и он сворачивался, потому что ему казалось, так он передавит, заглушит эту боль. Ему казалось, он уже никогда от этого не избавится. Ему казалось, это часть его, такая же, как старая клаустрофобия или скачущее давление, например. А теперь Рико просто перекинул через него руку, положив ее на грудь, и стало спокойно. Чужая ладонь как бы перекрыла непрекращающийся болевой поток. Рико так запросто перевернул его мир с ног на голову…