-Лучше сиди вырезай снежинки! – засмеялась его сестра. – Мне так спокойнее… Ну, вот!.. – она расстроенно отбросила от себя бумажный лист с недорезанной фигуркой. – Я попробовала было пойти по твоим стопам, но у меня ничего путного не вышло. Наверное, тут нужен особенный навык.
-Иди Ковальски попроси, – тут же предложил Прапор. – Он хирург.
-Угу, – поддержал его Блоухол немедленно. – Вырежет, что хочешь. Хочешь – печень, а хочешь – селезёнку. Из кого скажешь, из того и вырежет…
-Френсис! Что за шутки!..
Марлин только вздохнула. Самое в этом печальное заключалось в том, что слова Блоухола могли вовсе и не быть шуткой.
То, что лейтенанта не видно, ее не очень волновало: если его не заслал с поручением шеф, то скорее всего, он торчит в дальней комнатушке с перевязкой и сигаретой. Это даже и хорошо, что его где-то черти носят. Не то сидел бы теперь в углу комнаты, отгородившись книгой, и не спускал с Дорис глаз, полагая, что никто ничего не замечает. А Марлин сама знала, как нервирует такое неотвязное слежение.
Изведя чуть больше половины журналов от корки до корки, ее гости отправились украшать своими шедеврами дом – обычно этим занимаются дети, именно они больше всех ждут праздников, но тут в их компании малышни не было. И это как будто снимало с них, людей взрослых, часть обязательств: им не нужно было оставаться серьезными и ответственными, а можно было вот так позабыть о проблемах и забавляться бумажными узорами. И это было здорово. По-настоящему здорово. Именно такие моменты в итоге и запоминаются лучше всего.
В какой-то момент их гомон перестал быть просто фоном – или, если точнее сказать, она уловила в общем звуковом потоке знакомые для себя и весьма тревожные нотки. Выглянув на шум, Марлин не переминала убедиться, что оправдались ее самые мрачные подозрения: коммандос плохо переносят состояние покоя. Сидят смирно минут пять, ну, максимум десять, а после начинается поиск дополнительных проблем: то диван передвинуть, то террористов остановить… в данном случае, ровно половина отряда – причем более агрессивная половина – была сосредоточена на требующем от них всех усилий и вполне может даже статься полезном деле – на спарринге. Снег на дорожке был уже вполне утоптан, и никакие коварства природы – если только прямо сейчас не пойдет метеоритный дождь – не могли помешать им выплеснуть излишки агрессии. Марлин, жившая с ними забор в забор и раз в месяц стандартно наблюдавшая, как из дому выносится измочаленная в лоскутья боксерская груша, вполне могла понять причину всего происходящего.
Наблюдать за ними было даже интересно: не очень высокий, плотно сбитый Шкипер всегда делал ставку на рукопашную, огорошивая противника натиском и задавливая опытом. Рико предпочитал работать с холодным оружием – ножом, парой тесаков или – если только Марлин это не приснилось однажды в ночном кошмаре, когда она встала попить водички и увидела из окна соседский участок при луне – катаной. Впрочем, при необходимости, подошла бы и монтировка…
Узкая и скользкая дорожка не играла на руку никому из них, приходилось балансировать, чтобы не улететь в снег, и при этом беспрестанно держать в поле зрения соперника. Марлин хотела было заключить сама с собой пари, но в этот момент на крыльцо выскочил Прапор и крикнул, что вода на кухне кипит так, что крышка на кастрюльке аж подскакивает. Рико отвлекся, немедленно пропустил удар и рухнул в ближайший сугроб. Шкипер цветисто – и к счастью для Марлин, из-за оконного стекла не очень разборчиво – выругался и полез его доставать. Подал руку, Рико, легко выбравшись обратно, встряхнулся, сбивая налипший снег, и трусцой направился в сторону кухни, определенно намереваясь не давать воде много воли в этой ее кастрюле.