Штрих, пунктир, точка

Но тогда мы ещё не знали об этом будущем и, вернувшись в свой город, закружились, завертелись между учёбой, работой и личным. А мечта опять свернулась клубочком и опять задремала.

Появились командировки. В Тот город. Особенно часто отлучался Он. Хихикали дамочки за моей спиной, прикрыв личики наманикюренными пальчиками, усмехались пожилые мужчины:

– Ах, у Ниночки муж опять в командировке. Зачастил что-то.

А мне не до них: у меня мальчик и ещё мальчик. До шести надо из детского сада забрать, но и работа тоже до шести. Вот и сидели малыши в шубах чуть не на ступеньках, мамку дожидаясь. Запирали вместе с воспитательницей детский сад, смотрели по сторонам, шли вместе с ней к нашему дому.

Однажды в июне меня отправили на научный семинар в Ленинград. Дамочки, мои сотрудницы, были очень недовольны:

– Почему её? Чем мы хуже? Ну, и что? Подумаешь её тема, мы все здесь в теме.

Но поехала всё-таки я…

 Эта поездка очень запомнилась. Потому что после семинара гуляла одна по любимому городу, заходила в гости к любимым писателям, поэтам, чаще всего на Мойку,12; обедала в «Севере» (было вкусно, чисто и недорого), плескалась в Петергофских фонтанах; сбежала от цыган, которые чуть не похитили меня в Царском селе, ходила с каким-то суворовцем в Эрмитаж.

– Девушка, хотите без очереди?

Вот такое легкомыслие, легко мыслие, без мыслие, ветер в голове…

Спускалась к Неве, прозрачная вода билась у ног, а окурок, проплывавший мимо, показался таким неуместным, что потянулась за ним и чуть не свалилась в воду, едва удержала равновесие.

По ночам, в белеющий сумрак, я иногда сидела у окна и читала.

В многоместном номере гостиницы койки пустовали до вторых петухов, белые ночи не время для сна.… Потом приходили какие-то люди, шептались, слышался скрип пружин, и тогда я притворялась спящей…

Как только дети (те самые два мальчиша, которых столько раз воспитательница домой отводила, один пузцом сытеньким, на особом довольствии, другой – рёбра наперечет «Майку не снимай, а то увидят») подросли, мы потащили их в свою мечту, вытряхнув последнюю мелочь из карманов, упросив, чтоб поселили, ну, где-нибудь. Мальчишки хоть и ковыряли в носах, слушая мои пересказы из путеводителя «Ленинград – город герой», но впечатлились. Один чуть ли не оду сочинил, другой полдетства о бескозырке промечтал, потому что был замечен седоусым капитаном и приглашён куда-то на самый верх «Метеора» в расчудесное место, где и вид, и штурвал.

– Я с братом.

– Ну, пусть и он с тобой.

Конечно, таскали детей за собой, на солнце жарили. Да так, что у того, который худ (он и сейчас такой), случился удар, очевидно, солнечный. Пришлось бежать в аптеку, за градусником. (Хотя, конечно, могли и с собой взять, рюкзак бы не оттянул, но почему-то не взяли. Знаете, эта молодёжь… такая пустая, неорганизованная). Но градусника-то как раз в аптеке и не было. (Чудно′е какое-то время стояло тогда на дворе: того нет, другого нет…)

Я металась: ребенок заболел, а температуру померить нечем. (Вот так из цыплят превращаются в наседки, бывает…) Бегала от аптеки к аптеке, через какие-то проходные дворы: «Вам так ближе, на улицу не выходите, дворами, всё дворами, а там и аптека». Но только зря: «Не завозили».

«Да вы у меня возьмите, у меня дома – два, и отдавать не надо. Подождите. Я тут рядом».

И женщина такая неприметная, в халатике, в каком только с кастрюльками возиться, а такая душа. Душа она ведь во всём, даже в самом неприметном, например, градуснике, через него в память. Там и хранится…

Ленинград… Волховский фронт. Медаль «За оборону Ленинграда». Но это отца. (Хотя и моё тоже: день моего Ангела совпадает с Днём снятия блокады. 27 января.) Анненкирхе15 и Петершуле16 – это прадеда.

А моё– то, что в юности, молодости.

И сейчас, каждый раз как в праздник. В Петербург! Радостью встречи с Московским вокзалом и дальше, дальше…

Но…распахнуты окна, разбиты стёкла в знакомых домах и то там, то здесь пугают чужие слова «SALE! SALE! SALE!»… На подоконнике – брошенная стопка книг, чьё-то платьице, похожее на тот халатик из далёкого прошлого… Сейчас такие картины встречаются всё реже. Питерцев уже продали…

А троллейбус едет, едет. Год 2011. Напротив меня пожилая женщина рассказывает внучке лет пяти о достопримечательностях.

– Смотри, – говорит она, – мы едем по исторической части, я когда-то здесь жила… А там (она показывает на площадь Островского) площадь, оттуда, от театра, сегодня повезут фигуру Самсона в Петергоф, его подновили, покрыли новым золотом, вон как блестит. Видишь?

Играет оркестр, бегут родители, дети, у детей в руках шарики. Праздник.

А у какой-то девчушки шарик оторвался и полетел в весеннее небо.

Девочка плачет: шарик улетел.

Ее утешают, а шарик летит.

………………………………….

.

Плачет старушка: мало пожила…

А шарик вернулся, а он голубой17

Мемуар 24

Любите ли вы театр?

Театр для меня начался со дошкольного детства.