Штундист Павел Руденко

послеобеденного сна и пойдет на работу, а Павла все нет. "Неужто забыл?" – подумала Галя,

хмуря свои соболиные брови. Она еще раз осмотрела все кругом. Над нею ветвистые деревья

раздвигали свои густые куполы в неподвижном, как будто оцепеневшем воздухе. Кое-где сквозь

частую листву виднелись кусочки неба, но дальше, ближе к оврагу, зеленый свод становился

сплошным; стволы деревьев сливались глубокой убегающей стеною, которая отрезывала от всей

веселенной. Гале показалось, что она очутилась где-то далеко, далеко от дома и деревни, и лес

охватывал ее своей таинственной атмосферой, и сердце ее начинало биться сильней, и она

робко озиралась; ее напряженный слух ловил тихий трепет листьев и стрекотание невидимых

насекомых – таинственные голоса леса, гулко разносившиеся под его густыми сводами. Она

знала, что идет по направлению к Панночкиной могиле. Но она не могла удержаться. Ее влекло

вперед любопытство, упоение суеверным страхом и жажда чего-то необычайного.

Наконец она подошла к самому обрыву и с замиранием сердца посмотрела вниз. Перед нею

был дикий заколдованный овраг. Громадные купы шиповника, похожие на осевшие стожки

сена, отделялись серо-зелеными пятнами на темной зелени крапивы. Ореховые кусты теснились

у подножья дубов великанов, и казалось, вот-вот достанут, дорвутся они до его развесистого

купола. Гигантские папоротники широкими опахалами поднимались из влажной почвы, а на

южном солнечном склоне среди густого мечевика наливались толстая сочная цикута, и

жилистый молочай, и серая унылая полынь.

Гале было жутко и весело. Она нагнулась вперед и, раздвинув кусты, нашла глазами бугор

земли, где стоял когда-то Панночкин деревянный крест. Тут-то собиралась по ночам всякая

нечисть. В воображении у нее пронеслись деревенские поверья, связанные с памятью об этом

месте. Она вспомнила Авдюшку-юродивого, про которого недавно повторяли рассказ на

посиделках у Ярины. Ей живо представилась глубокая полночь, зарезанный баран, заблеявший

на плечах у Авдюшки, мертвое тело, в которое он обернулся.

Вдруг, в двух шагах от нее, точно над самым ухом, раздалось отчаянное блеяние и что-то

шарахнулось в кустах. Вся кровь застыла у нее в жилах. Она хотела бежать, но от страха у нее

подкосились ноги, и она упала бы вниз, если бы ее не удержали сильные руки Павла, который

как раз подошел к ней в эту минуту. Она рванулась от него в ужасе, не узнав его в первую

минуту."

– Галя, голубка, что с тобой? – спросил он.

– Там, слышишь, заблеяло, – лепетала она, показывая рукой на кусты и тараща испуганные

глаза.

– Ну так что ж, чего ты испугалась? Это барашек заблудился, – успокаивал ее Павел.

Галя стала приходить в себя. С Павлом ей не было уже так страшно.

Заблудившийся барашек, произведший такой переполох, увидев людей, подошел к ним и

стал тереться около юбок Гали, потом, отойдя в сторону, он ни с того ни с сего вдруг

подпрыгнул и заблеял снова, на этот раз от удовольствия.

Галя засмеялась.

– И напугал же он меня, поганец, – сказала она. – Чего ты так долго не приходил? –

обратилась она к Павлу с нежным упреком. – Я все глаза высмотрела, тебя дожидаючи. Как тебе

не стыдно.

– Прости меня, родная моя, – сказал Павел, целуя ее. – Нельзя было прийти.

– А что такое? – спросила Галя.

– Да разве тебе Ярина не сказала? – удивился Павел. – Я к ней заслал, наказывал тебе

передать, что нам сегодня нельзя свидеться. Разве она у тебя не была?

– Верно была, да не застала. Я сейчас после обеда ушла. Ну да все равно, раз ты сам тут. Я

уж думала, что совсем тебя не увижу.

– И я не думал, пташечка моя. Я так пришел – походить по траве, где ты своими

ноженьками ступала.

Он взглянул на ее босые ноги и заметил на левой царапину.

– Бедненькая, ты оцарапалась, – сказал он нежно. Он усадил ее на повалившийся старый

ствол, снял барашковую шапку, которую носил и летом и зимой, и вложил в нее обе ее

маленькие ножки.

– Вот так им мягче будет, – проговорил он.

Галя не сопротивлялась и смотрела с улыбкой на его хлопоты. Он сел с ней рядом и обнял

ее одной рукой.

– Какая ты добрая да хорошая сегодня, – сказал он. – Знаешь, когда я тебя не вижу, я все о

тебе думаю, что краше тебя на свете нет, и говорю я тебе тогда всякие хорошие слова. А как

увижу тебя, боюсь до твоей белой ручки дотронуться. А сегодня ты такая добрая, и я смелым

стал.

– Так ты меня боишься? Хорошо же, я буду помнить, – смеялась Галя и потом вдруг

задумалась.

В лесу стало как-то удивительно тихо. Деревья, залитые солнцем, казалось, нежились в

горячем неподвижном воздухе. Из оврага несло пахучею сыростью. Аромат полыни и душистой

кашки смешивался с густым опьяняющим запахом цикуты, который бил в голову и шевелил

мечты.

– Пойдешь за меня, Галя? – тихо спросил Павел.

– Чего спрашиваешь? Не видишь разве сам, что пошла бы… если б только…

– Если б что? Тато позволил?

– Нет, не тато… Сам знаешь что… – сказала Галя, поникнув головой.

Павел вздохнул.

– Знаешь, Галя, отчего я не мог прийти к тебе сегодня? – спросил он.

– Как же мне знать? Я ж тебе сказала, что Ярины твоей не видала.

– Лукьяна увезли в тюрьму, – сказал Павел, пристально смотря на нее.