Шум падающих вещей

Майк Барбьери провел с ними сочельник, и Рождество, и всю следующую неделю, и остался на Новый год. Он распрощался с ними второго января, как прощаются с семьей – глаза на мокром месте, прочувствованные объятия и пространные благодарности за гостеприимство, за компанию, за заботу и за ром с колой. Для Элейн, которую не вдохновляли праздники без карамельных тросточек и чулок на камине, эти дни тянулись очень долго, она никак не могла понять, как этот дурной гринго так прочно обосновался у них. Но Рикардо, судя по всему, был очень доволен. «Это мой потерянный брат», – говорил он, заключая Майка в объятия. По вечерам, после пары стаканов, Майк Барбьери доставал траву и забивал косяк, Рикардо включал вентилятор, и они втроем с Элейн принимались беседовать о политике, о Никсоне, о Рохасе Пинилье[86], о Мисаэле Пастране[87] и об Эдварде Кеннеди, о том, как его машина рухнула с моста в воду, и о Мэри Джо Копечне, бедной девушке, которая погибла в этой машине[88]. В конце концов Элейн не выдерживала и уходила спать. У нее, как и у местных фермеров, не было отпуска на последней неделе года, и в эти дни она выходила из дома как можно раньше, чтобы успеть на все встречи. Когда вечером она возвращалась, грязная и разочарованная неудачами, и после часов, проведенных на спине Трумана, у нее ныли икры, Рикардо и Майк встречали ее ужином. После ужина все шло по заведенному распорядку: распахнутые настежь окна, ром, марихуана, Никсон, Рохас Пинилья, море Спокойствия[89] и как оно изменит мир, смерть Хо Ши Мина и как она изменит ход войны.

В первый рабочий понедельник 1970-го года, тяжелый, жаркий и сухой, настолько светлый, что небо казалось не голубым, а белым, Элейн оседлала Трумана и отправилась в Гуариносито; там строили школу, и она собиралась обсудить программу повышения грамотности, которую координировали волонтеры. Свернув за угол, она увидела вдали пару фигур, похожих на Карлоса и Майка Барбьери. А вечером Рикардо сообщил ей новость: ему подыскали работу, так что он уедет на пару дней. Надо привезти партию телевизоров из Сан-Андреса, уж чего проще, но придется переночевать в месте назначения. Так и сказал, «в месте назначения». Элейн обрадовалась, что вот и у него появляется работа; может, не так уж и сложно пилоту зарабатывать на жизнь. «Все хорошо, – писала Элейн в начале февраля. – Конечно, куда проще водить самолеты, чем убедить местных политиков сотрудничать. Особенно если ты женщина».

И еще:

«Вот что я поняла: люди здесь привыкли, что ими помыкают, поэтому я начала вести себя, как босс. И, как ни печально, это приносит плоды. Так я убедила женщин Виктории (это село тут неподалеку) потребовать у врача программу питания и гигиены зубов. Да, это две разные вещи, но если питаться одной агуапанелой, никаких зубов не хватит. Хотя бы это мне удалось. Не так уж много, но начало положено.

А Рикардо счастлив, как ребенок в магазине игрушек. Ему то и дело подворачиваются подработки, их немного, но нам хватает. Пока он не налетал достаточно часов, чтобы стать коммерческим пилотом, но это и хорошо: он меньше берет за работу, поэтому многие выбирают его (в Колумбии любят все устраивать в обход правил). Конечно, мы стали меньше видеться. Он уходит ни свет ни заря, вылетает из Боготы и возвращается поздно вечером. Иногда даже ночует у родителей по пути туда или обратно или и туда, и обратно. А я сижу тут одна. Иногда это сводит с ума, но у меня нет права жаловаться.»