Шум падающих вещей

Наступил день, когда должен был вернуться Рикардо, но он все не возвращался. Такое уже случалось; задержки на пару-тройку дней были в порядке вещей в его непредсказуемом бизнесе, так что волноваться не следовало. После ужина, состоявшего из рыбы с рисом и жареным бананом, Элейн уложила Майю и прочла ей несколько страниц «Маленького принца», про нарисованного барашка. Майя умирала со смеху. Наконец она отвернулась и уснула, а Элейн по инерции продолжала читать. Ей нравились авторские иллюстрации и момент, когда маленький принц спрашивает пилота, что это за штука, а пилот отвечает: «Это не штука. Это самолет. Мой самолет. Он летает»[97]. Эта сцена напоминала ей о Рикардо. Она читала, как маленький принц встревоженно спрашивает пилота, неужели тот тоже упал с неба, когда снаружи раздался шум мотора и мужской голос – то ли приветствие, то ли окрик. Выйдя на улицу, она обнаружила там не Рикардо, а Майка Барбьери, который приехал на мотоцикле и вымок с ног до головы: волосы прилипли ко лбу, рубашка – к груди, а ноги, спина и предплечья были покрыты крупными плевками свежей грязи.

– Ты знаешь, который час? – спросила Элейн.

Майк Барбьери стоял на террасе, потирая ладони, с него ручьями стекала вода. На полу рядом с ним валялся, словно мертвый пес, рюкзак цвета хаки. Майк смотрел на Элейн пустым взглядом. Он как местные фермеры, подумала Элейн, смотрит, но не видит. Спустя пару долгих секунд он будто проснулся, очнулся ото сна, в который его погрузила дорога.

– Я был в Медельине, – сказал он. – Никогда не думал, что попаду под такой ливень. У меня руки отваливаются от холода. Я вообще не понимаю, как в таком жарком месте может стоять такой холод, это же конец света.

– В Медельине, – повторила Элейн, и это не был вопрос. – И ты приехал к Рикардо.

Майк Барбьери хотел было что-то ответить (она прекрасно видела: он хочет что-то сказать), но не стал. Он отвел взгляд от ее лица, взгляд пролетел над ней, как бумажный самолетик. Элейн обернулась, чтобы проследить за ним, и увидела Майю – маленькое привидение в кружевной ночной рубашке. В одной руке она держала мягкую игрушку, которая когда-то была белой, кролика с длиннющими ушами в балетной пачке, а другой убирала со лба медные волосы.

– Hello, beautiful[98], – сказал ей Майк, и Элейн удивилась такому нежному обращению.

– Hello, sweetie[99], – сказала Элейн. – Что такое, мы тебя разбудили? Не можешь уснуть?

– Я хочу пить, – ответила Майя. – А зачем дядя Майк приехал?

– Майк приехал к папе. Иди к себе, я тебе принесу воды.

– Папа уже приехал?

– Нет, пока не приехал. Но Майк приехал к нам ко всем в гости.

– И ко мне?

– И к тебе. Но сейчас тебе пора спать, так что прощайтесь, увидитесь в другой раз.

– Пока, дядя Майк.

– Пока, милая.

– Спи спокойно, – добавила Элейн.

– Она так выросла, – сказал Майк. – Сколько ей уже?

– Скоро будет пять.

– Ничего себе! Вот это летит время.

Эта банальность резанула ей ухо, разозлила ее гораздо больше, чем можно было ожидать, почти взбесила, она прозвучало как вызов; злость почти сразу превратилась в удивление. Элейн удивила ее собственная реакция на эти слова, нелепость этой сцены с участием Майка Барбьери, тот факт, что ее дочь назвала его дядей. Она попросила Майка подождать снаружи, потому что дома очень скользкий пол и входить мокрым опасно, можно покалечиться; принесла ему полотенце из ванной для прислуги и пошла на кухню за водой для Майи. Дядя Майк, думала она, what’s he doing here[100], да что он вообще тут забыл, и вдруг в голове у нее всплыла та песня – what’s there to live for, who needs the Peace Corps. Войдя к Майе, она почувствовала ее запах, непохожий ни на какой другой, и необъяснимое желание остаться и уснуть рядом с ней; Элейн решила, что, когда Майк уйдет, она отнесет Майю к себе в постель, и они вместе дождутся Рикардо. Майя спала. Элейн склонилась над изголовьем, посмотрела на дочь, вдохнула ее дыхание.

– Я принесла тебе воды, хочешь попить?

Но Майя не ответила. Элейн оставила стакан на тумбочке, возле карусели, на которой лошадь с оторванной головой медленно, но неутомимо пыталась догнать клоуна, и вернулась к двери.

Майк яростно орудовал полотенцем, растирал себе щиколотки и икры.

– Я все грязью заляпал, – сказал он. – В смысле, полотенце.

– Я тебе его затем и дала, – ответила Элейн. – Так ты приехал к Рикардо.

– Да.

Он посмотрел на нее с тем же пустым выражением.

– Да, – повторил он и снова посмотрел на нее. Элейн глядела, как по его шее сбегают капли, с бороды текло, как из сломанного крана. – Я приехал к Рикардо, но его, как я вижу, нет?

– Он должен был вернуться сегодня. Иногда такое случается.

– Да, бывает, он задерживается.

– Бывает. У него же нет четкого расписания. Он знал, что ты приедешь?

Майк ответил не сразу. Он был сосредоточен на собственном теле, на грязном полотенце. Снаружи, в ночной темноте, в темноте, которая сливалась с утесами и превращалась в бесконечность, снова начался ливень.