Шум падающих вещей

Она сказала Майе, что Рикардо пропал в небе. С пилотами такое случается, объяснила она, редко, но бывает. Небо очень большое, и море тоже, а самолет совсем маленький, а папа водил самые маленькие самолеты на свете. В мире полно таких самолетов, маленьких и белых, которые поднимаются в воздух, летают над землей и над морем и в конце концов оказываются далеко-далеко отовсюду, совсем одни, и некому рассказать им, как вернуться на землю. Иногда они пропадают. Пилоты теряются в воздухе, и самолеты пропадают. Забывают, где перед, где зад, где право, где лево, или наматывают круги, пока не закончится горючее, и тогда самолет падает в море, он падает с неба, как девочка, которая прыгает в бассейн. Он бесшумно уходит под воду, и никто этого не видит, потому что в тех местах никто не живет, и там, на дне морском, у пилотов заканчиваются годы.

– А почему они не выплывают? – спросила Майя.

– Потому что море очень глубокое, – ответила Элейн.

– Но папа там, в море?

– Да, папа в море. Он на дне моря. Самолет упал, папа уснул, и у него закончились годы.

Майя Фриттс никогда не подвергала сомнению эту версию событий. В последнее Рождество, которое они с матерью провели на вилле «Элена», Элейн распорядилась срубить желтоватый куст, чтобы украсить его хрупкими шарами, приводившими Майю в восторг, развесить оленей, сани и фальшивые сахарные трости, под весом которых сгибались ветви. В январе 1977-го года произошло сразу несколько важных событий: Элейн получила от бабушки с дедушкой письмо, в котором говорилось, что в Майами впервые в истории пошел снег; президент Джимми Картер простил уклонившихся от участия в войне во Вьетнаме; а Майка Барбьери, которого Элейн всегда втайне считала одним из этих уклонистов, убили выстрелом в затылок на реке Ла-Мьель (голое тело ничком на берегу, течение играет длинными волосами, борода мокрая, красная от крови). Местные фермеры, обнаружив его, первым делом помчались к Элейн: других гринго в этих краях не было. Элейн пришлось присутствовать на опознании: явиться в муниципальный суд с открытыми окнами и вечно работающим вентилятором, от которого материалы дел разлетались по кабинету, и подтвердить, что да, она знает этого человека, но нет, она не знает, кто мог его убить. На следующий день она забила ниссан под завязку своей и Майиной одеждой, погрузила чемоданы, полные денег, и броненосца, названного в честь убитого гринго, и уехала в Боготу.

– Двенадцать лет, Антонио, – сказала мне Майя Фриттс. – Двенадцать лет мы с матерью жили вдвоем, будто скрываясь. Она лишила меня не только отца, но и бабушки с дедушкой. Мы с ними больше не встречались. Они заехали в гости всего пару раз, и обе встречи кончились скандалом, я не понимала почему. Зато к нам приезжали другие люди. Квартирка была крошечная, в Персеверансии. К нам приходила куча народу, дом всегда был полон гринго – приходили из Корпуса мира, из посольства. Говорила ли мама с ними о наркотиках, о том, что происходило с наркотиками? Не знаю, я была маленькая и не понимала. Вполне возможно, что они говорили о кокаине. Или о волонтерах, которые теперь учили фермеров перерабатывать пасту из коки так же, как раньше учили их выращивать марихуану. Но бизнес еще не стал тем, чем стал позднее. Откуда же мне было знать? Ребенок ничего в этом не поймет.

– А про Рикардо никто не спрашивал? Никто из гостей о нем не говорил?

– Никто. Невероятно, правда? Мама создала мир, в котором Рикардо Лаверде не существовало, для такого нужен талант. Даже маленькую ложь так трудно поддерживать, а она вот что выдумала, это же целая огромная пирамида. Так и вижу, как она наставляет гостей: в этом доме не говорят о мертвых. О каких мертвых? Ну, о мертвых. О мертвых, которые умерли.

И тогда она убила броненосца. Майя не припоминала, чтобы отсутствие отца сильно на нее повлияло: она не помнила ни тяжелых чувств, ни агрессии, ни жажды мести, но однажды, лет в восемь, она схватила своего броненосца и потащила в патио.